Тайные общества всех веков и стран - Чарльз Уильям Гекерторн

– Браво! – вскричала толпа, обезумев. – Да, смерть и огонь повсюду! Это будет нашей местью – настоящей республиканской местью!

И стаканы были наполнены снова, и вновь набитые трубки закурены опять.

Характер и действия коммуны

Версальцы вступили в Париж, но разные части города еще находились во власти коммунистов. Отряд вошел в дом ресторатора Ронсере.

– Сдавайте дом, – приказывает капитан, – мы тут скроем наших людей, чтобы стрелять в войска.

– Берите что хотите, – был ответ владельца, готового обратиться в бегство со своими слугами.

Коммунисты остановили их.

– Чего вам еще надо? – воскликнул хозяин. – Берите мой дом, но отпустите меня и моих слуг.

– Нет, вы должны быть заодно с нами.

– Как! Чтобы я стрелял в французов?.. Никогда!

Ему и слугам насильно хотели навязать оружие; все отказались принять его.

– Застрелить изменников! – крикнул капитан.

Пятнадцать выстрелов метко попали в трактирщика и его слуг, тела которых были выброшены в окна и весь день пролежали на мостовой.

Другая шайка ворвалась в театр Сен-Мартенских ворот с ведром петролеина и кистью. Эти люди вошли на сцену, вымазали стены и декорации ужасным маслом и подожгли их; театр сгорел менее чем в два часа.

Третья шайка постучала в двери театра «Delassements Comiques»[74], которые были заперты. Послали за антрепренером Гёчи.

– Отпирайте! – крикнули на него коммунисты.

Сначала он упирался, но должен был наконец повиноваться. Несколько человек вторглись в здание с двумя бутылками петролеина; содержателю буфета пришлось снабдить их спичками, и театр вспыхнул мгновенно. Компаньон Гёчи Жалле и его жена спрятались в подвалах; на их счастье, прохожие успели спасти их с улицы. Этот театр уже заранее был осужден Раулем Риго, который, как любовник одной из актрис, осмотрел здание с целью разрушить его для потехи.

Когда коммунисты видели необходимость отказаться от какого-нибудь положения, они отделяли от себя человек сто, которые кучками в пять человек обходили дома, обреченные на разрушение, и говорили привратникам:

– Мы подожжем ваш дом через десять минут; предупредите жильцов, чтобы они могли спастись.

Напрасна была бы всякая мольба; они отвечали неизменно:

– Это воля коммуны.

И под градом ядер и пуль, летящих по всем направлениям, старики, женщины и дети искали спасения с криками ужаса, а молодых людей, которых находили притаившимися где-нибудь, тащили к баррикадам; если же они отказывались стрелять в соотечественников, их застреливали без всякой жалости. Благодаря петролеину дома сгорали быстро. Много семейств, искавших спасения от гранат в погребах своих домов, были погребены под их развалинами. Груды тел находили во множестве погребов.

Рауль Риго

Этот негодяй участвовал во время империи в заговорах и существовал на деньги, получаемые от Революционного комитета. Он жил в Бельвиле, был постоянным товарищем всех несчастных и вечера проводил в кабаках и казино. Что такой бездельник мог быть выбран членом коммуны более чем двумя тысячами голосов, уже достаточно обрисовывает характер всего собрания. Подобно всем мошенникам, которые составляли существенную часть преступной коммуны, Риго не имел никаких политических убеждений; он был республиканец из выгод. В те два месяца, когда пользовался властью, он бросал деньги без счета; что он много крал, доказывается тем, что его любовница Мария Дюпюи всегда имела полные руки банковских билетов. Он и его секретарь Дакоста ежедневно тратили около 70 франков на завтрак. Обыск в квартире любовницы Риго повел к открытию любопытного документа, его духовной, которой он назначал Марию Дюпюи наследницей всего своего имущества. Коммуна оказалась выгодной для Риго; за несколько месяцев перед тем он перебивался займами, силой или обманом выманенными у знакомых. Это он велел застрелить заложников, заключенных в Ларокетте. На другой день его казнили самого в саду Люксембурга.

Курбе

Это был живописец не без таланта, но человек в полном смысле недостойный; завидуя товарищам, он охотно уничтожил бы их всех. Известный как художник, он этим не довольствовался. Подобно Рошфору, он мечтал о красных лаврах, если бы даже пришлось пожинать их в крови друзей – тех людей, которые протянули ему руку помощи в дни невзгоды. Его арестовали в собственном доме, где он спрятался в шкафу. Говорят, он воскликнул, когда открыли его тайник:

– Ну и прекрасно! Я чуть не задохнулся.

Убийство генералов Леконта и Клемана Тома

Это двойное убийство – первое вмешательство интернационалов в войну. Оно было совершено 18 марта, в первый день революции. Леконт вышел к инсургентам почти как друг; он не велел своей команде стрелять. Клеман Тома, в статском платье, ходил в окрестностях Бельвиля, отыскивая батальонного командира, с которым хотел посоветоваться. Отряд Национальной гвардии арестовал обоих генералов; им завязали назад руки и отвели в уединенный сад. Там их стал допрашивать пьяный капитан, но они не удостоили его ответом. Немедленно составился военный совет из капитана, поручика и нескольких статских, и генералов приговорили к расстрелу. Повлекли их к стене, поставили перед ней и вызвали десять человек быть их палачами. Между солдатами буквально произошла драка, кому исполнить преступное дело, так они рвались к нему. Наконец десять человек стали на места.

– Не имеете ли вы что сказать перед смертью? – спросил поручик.

– Имею, – ответил генерал Тома, – я хочу сказать вам, что вы подлецы и убийцы!

– Пли! – скомандовал капитан.

Генералы упали. Тома был убит мгновенно, Леконт дышал несколькими минутами долее. Некоторые из статских подхватили тела и понесли их по улицам Монмартра.

Толпа женщин и детей следовала за шествием, распевая «Марсельезу». Тела пролежали всю ночь в маленьком домике; но, разумеется, часы, кольца и кошельки двух генералов давно перешли в карманы некоторых из «честных» коммунистов, мужчин и женщин.

Петролейщицы

Эти презренные твари были не так многочисленны, как утверждали. Их оказывалось не более двухсот, и выпущены они были коммуной из Сен-Лазара с условием поджигать Париж. Кроме того, при входе в Версаль большое число этих женщин было убито выстрелами наповал.

Раненый офицер упал на Ангулемской улице и попросил глоток воды. Его услышала одна из этих женщин, подошла к нему, как будто помочь, и вонзила ему кинжал в сердце. К счастью, ее тотчас схватили и расстреляли на месте.

Пожар вспыхнул близ Бастилии; жители старались потушить его, составив цепь с ведрами. Уже почти удалось побороть огонь, когда между работающими втерлись три женщины и вылили на место, где еще горело, три ведра петролеина. Пламя вспыхнуло снова, но три женщины были схвачены и брошены в огонь, где они вскоре сгорели.