Тайные общества всех веков и стран - Чарльз Уильям Гекерторн

Интернационалы и коммуна

Можно было предположить, что интернационалы отрекутся от коммунистов; однако, напротив, они одобрили их действия. Еще столбы пламени взвивались из Парижской ратуши, когда бесчисленные отделения интернационалов в Европе выразили свое восхищение поступкам парижских отверженцев.

В Цюрихе на собрании интернационалов было объявлено, что «борьба, поддерживаемая в Париже коммуной, дело правое, достойное, и всем мыслящим людям следовало бы присоединиться к ней».

В Брюсселе Бельгийское отделение интернационалов заявило протест против преследования судом парижских злодеев. В Женеве за два дня до входа версальцев в Париж интернационалы постановили поднести адрес коммуне, в котором будет выражено, что она (коммуна то есть) представляет «экономические стремления рабочего класса». Интернационалы не менее положительно восхваляли коммунистов. «Мы готовы защищать действия коммуны во всякое время и против всех», – говорится в социальной газете, издаваемой в Лейпциге. Итальянцы прислали коммуне адрес. «Против пушек и шасспо реакционеров они выставили обнаженную грудь. Они пали, но пали героями. Теперь реакция называет их разбойниками. Дозволим ли мы это? Нет! Пригласим наших братьев в свои дома и защитим их. Правила коммуны – наши правила; мы берем на себя ответственность за их поступки». Английские интернационалы были слишком малочисленны, чтобы выразить свое одобрение коммуне в каком-нибудь публичном заявлении, но частным образом они высказались очень энергично. Один из членов даже провозгласил, что доброе «время действительно близко». «Вскоре, – говорит он, – мы будем в состоянии свергнуть с престола английскую королеву, превратить Букингемский дворец в мастерскую и опрокинуть Йоркскую колонну, подобно тому как благородный французский народ опрокинул Вандомскую». (Заметим здесь, что так как Вандомская колонна воздвигнута главным образом в воспоминание побед над немецкими войсками, то этот вандальский поступок, по утверждению некоторых, был приписан влиянию золота, щедро расточаемого пруссаками известным патриотическим членам коммуны.) Но Лондонское отделение интернационалов ясно выразило свой взгляд на действия коммуны. Памфлет «Междоусобица во Франции», напечатанный для совета Трюловом, в Верхнем Голборне, конторе интернационалов, есть неумолчный панегирик коммуны и был сначала подписан всеми членами совета; только двое из них, Люкрефт и Оджер, впоследствии потребовали, чтобы их имена были вычеркнуты, так как они будто бы выставлены там без их ведома – что, по-видимому, оказывалось справедливо. Разве правительство должно дозволять, чтобы общество, громко заявляющее подобные правила, существовало и распространяло свое зловредное влияние?

Парижские коммунисты

За несколько дней до вступления версальских войск в Париж около 200 мужчин и 100 женщин собрались пить и курить в большой зале на улице Менильмонтан. Мужчины были в форме Национальной гвардии, женщины или в обыкновенных женских платьях, или в военной форме неопределенного свойства. Все эти люди, отвратительные и развращенные лица которых виднелись при слабом свете штук двенадцати петролеиновых ламп, когда не были заняты своими стаканами и трубками, или пели патриотические песни, или шумно разговаривали. Было около половины девятого, когда в залу вошел человек в капитанском мундире. Мгновенно все лица обратились к нему, и раздался всеобщий радостный крик приветствия. Новый посетитель был лет двадцати восьми, высокого роста, хорошо сложен и по наружности, и обращению выше окружающего его сброда.

– Вот и президент наконец! – воскликнула одна женщина. – Мы почти не ждали его более сегодня.

– Граждане! – вскричал капитан. – Прошу извинения, что заставил ждать себя; меня задержал приказ коммуны.

Он взошел на небольшое возвышение, где стояло кресло, и продолжал:

– Граждане, я должен передать вам тайное сообщение. Уверены ли вы, что между нами нет чужих?

– Уверены, уверены! – крикнуло несколько голосов. – Можете говорить без опасения.

Оратор продолжал:

– Хорошо. Мои храбрые товарищи, надеюсь, что вы не изменили своих взглядов, что вы все те же истые республиканцы, готовые жертвовать жизнью для коммуны.

Отчасти зловещее молчание водворилось после этого призыва, а вслед за тем посыпались почти всеобщие выражения недоверия к предводителям коммуны, на которые капитан возразил похвалами тем, кто стоял в то время во главе дела.

– Все это прекрасно! – воскликнул один сержант. – Но дело в том, что несмотря на бюллетени о победах, ежедневно наклеиваемые на стенах Парижа, мы отступаем с каждым днем.

– Это правда! это правда! – заревели остальные.

– Форт Неси уже не наш более… эта потеря для нас большой удар.

– Видите ли, ребята, – продолжал капитан, – в некоторой степени я разделяю ваше мнение… и я должен объявить вам еще дурную весть… мы потеряли форт Ванв.

Эти слова вызвали крики ярости, угрозы и страшные проклятия.

– Так сдадимся! – вскричала молодая женщина. – Все погибло!

– Да! Нет!

– Все это ужасно, – я знаю, – сказал капитан, – но люди, подобные нам, не унывают. Хотите знать мое мнение?

– Да! да!

– Недели не пройдет, как роялисты пробьют еще несколько брешей в ваших стенах; они вступят в Париж в трое разных ворот. Этого мы должны были ожидать все время. Уж не думаете ли вы, что это упрочит за версальцами победу? Ничуть! Разве нет у нас грозных баррикад, за которыми мы поставим пушки и митральезы, чтобы разметать неприятеля? Разве каждый дом не та же крепость? Мы станем стрелять из окон, с крыш. Это будет рукопашная схватка, и вот увидите, войско с нами побратается.

– А пруссаки-то что? – спросил молодой человек.

– Неужели вы думаете, что они вступят с нами в бой, когда увидят, что победа за нами? Нет; в их интересах будет принять сторону победоносной партии, которая бы ни была ею.

– Правда, правда!

Тот же сержант, который уже перебивал оратора, опять встал, говоря:

– Граждане, я согласен с начальником. Только уличная война будет в нашу пользу. Но готовиться надо на все; если нас побьют, что тогда делать? Сдаться нам, что ли, как седанские изменники? Никогда! Если мы сделаемся жертвами разыгрываемой драмы, если не в силах будем отбить Париж, то мы сдадим его не иначе, как грудою пепла! Нет, не давать им насладиться красотою Парижа; сожжем дотла его памятники, его дома, погребем неприятеля под его развалинами. Потечет и наша кровь, это правда, но пусть Сена обагрится его кровью. Если нам надо сдать этот город, пусть ляжет завоеватель возле завоеванного в одном море пламени, под одними развалинами!

– Да, – подхватил капитан, – коммуна запаслась всем; приготовлено все, как для волшебного зрелища. Во всех памятниках поставлены бочонки с порохом и петролеином; расставлены будут люди, готовые по первому знаку приложить к ним фитиль… Граждане, от имени коммуны объявляю вам, что, если мы умрем, у нас будут великолепные похороны и Париж умрет вместе с нами!