Умереть в Париже. Избранное - Кодзиро Сэридзава

Если прежде между нами с мужем всегда стоял образ Марико Аоки, то с тех пор другая Марико, наша Марико, крепко соединила нас. Я больше не сомневалась в Миямуре и готовилась растить тебя, благодаря судьбу за ниспосланное мне счастье…

С такими мыслями твоя счастливая мать покинула клинику. В автомобиле Миямура всё время держал тебя на руках. Ещё находясь в клинике, я поняла, как любит Миямура детей, как он любит тебя. Почти каждый день, возвращаясь домой из института, он делал большой крюк, чтобы зайти в клинику, причём не столько для того, чтобы навестить меня, сколько для того, чтобы заглянуть в твою колыбельку. Тебе достаточно было скривить личико, и он приходил в восторг:

— Смотри, она уже улыбается!

Я радовалась, открыв для себя совершенно нового Миямуру, и терялась в догадках, размышляя над тем, где в прежнем неприступно суровом Миямуре мог прятаться этот новый, трогательно восторженный и по-детски наивный, который так обрадовался твоему появлению на свет и готов был часами сидеть у твоей колыбели и смотреть на тебя? Но когда я увидела, что он, даже садясь в автомобиль, не отдал тебя няне и всю дорогу неловко держал на руках. Ах, как я была счастлива! "Этот человек великодушен и добр, — думала я, — он любит нашего ребёнка, а значит, и меня, свою жену, не может не любить. Какое счастье, что у меня такой муж!" И, преисполненная гордости, я решила не жалеть усилий, чтобы стать достойной его…

Прощаясь со мной, доктора Н. и Б. в один голос сказали:

— Мадам, отныне вам надо хорошо питаться, много спать, много отдыхать и по возможности не простужаться.

Но эти слова сразу же вылетели у меня из головы, ликующая радость переполняла моё сердце, мне казалось, я стою на пороге новой, счастливой жизни.

Я где-то слышала, что роды обновляют женский организм, и, наверное, очень хотела этому верить, во всяком случае, выйдя из-под присмотра врачей, тут же утвердилась в мысли, что теперь я так же здорова, как и прежде. Сейчас-то я понимаю, что при всей моей тогдашней самонадеянности я мало чем отличалась от своей невежественной матери. Ведь она в письмах совершенно серьёзно советовала мне отправить тебя с кем-нибудь в Японию, полагая, что если я по состоянию здоровья не могу тебя растить, то должна предоставить это ей, и она-то уж прекрасно с этим справится. Показывая письма матери Миямуре, я смеялась над её невежеством: а правда, почему бы не отправить тебя в Японию, как посылку… Однако я и сама была ничуть не лучше, такая же глупая, не считающаяся с доводами разума женщина…

— Ну, наконец-то наша принцесса пожаловала! — Мадам Демольер радостно выкатилась к воротам нам навстречу. Она действительно не пожалела сил, чтобы принять тебя как принцессу. Стены в доме были оклеены новыми светлыми обоями. Во всех комнатах с самого утра топились камины. Первая из трёх больших, выходящих на юг комнат была детской, в соседней помещался Миямура, а в следующей за ней — я. Одеяла и белоснежные простыни были совершенно новыми. В довершение всего в каждой комнате стояли новые столы и стулья… В прежние времена, когда здесь жил профессор Андо, дом выглядел совсем по-другому. Семейство Демольер перебралось в какую-то каморку, а выходящая на северную сторону комната, где раньше жила мадам, была переделана в столовую, и туда перенесли рояль малыша Роже. Миямура говорил мне, что гнёздышко для нас троих уже готово, но подробности он приберёг до дня моего выхода из клиники, и я не знала, что дом госпожи Демольер оказался почти полностью в нашем распоряжении. Тем приятнее я была удивлена.

Я с благодарностью пожала руку мадам Демольер. За годы, проведённые за границей, я успела смириться с тем, что в здешней жизни главное — получение прибыли, но мадам встретила нас с таким искренним радушием! Её зеленоватые глаза, в которых, словно в окошках, виднелась чистая душа, смотрели на меня так приветливо! В прежние времена, когда здесь жил профессор Андо, я считала его хозяйку обычной деревенской простушкой и была приятно удивлена, увидев перед собой благочестивую христианку с чутким, отзывчивым сердцем…

— Нет, благодарить надо Бога. Я потеряла мужа, а Господь послал мне взамен трёх чад своих, — улыбнулась мадам и, сжимая мою руку, провела на кухню.

Со стороны главного входа в кухню надо было спускаться по лестнице, но если смотреть с противоположной стороны, то получалось, что она находится на первом этаже, это было совершенно отдельное помещение, просторное и чистое. Расположенная рядом комната для прислуги оказалась переделанной, там стояла белоснежная ванна. Наверное, её-то и хотела мне показать мадам Демольер.

— Вот уж не представляла себе, что моя жизнь вдруг так изменится, — говорила она. — И благодарю за это Господа. Ведь если б не вы и не наша маленькая принцесса, я бы не могла позволить себе такую роскошь.

И она с радостным видом принялась показывать мне горячую воду в специальном резервуаре, кучу угля, подготовленную в чулане…

Онемев от изумления, я с восторгом взирала на чудо, совершенное Миямурой, но внезапно мой восторг омрачила тревожная мысль: а кто оплатил все необходимые расходы? Если Миямура, то каким образом ему удалось это сделать? И когда ты, моя милая Марико, ничуть не удивившись своему первому в жизни путешествию и не желая нарушать обычаев, уже сложившихся в твоей жизни, спокойно уснула, а мы с твоим отцом остались вдвоём, я тут же задала ему этот вопрос. Однако он поспешил обратить всё в шутку, будто это пустяки, не стоящие моего внимания:

— Считай, что это послал тебе Господь, и прими со смирением. И вообще, чем волновать себя такими мелочами, ты бы лучше заботилась о том, чтобы побыстрее выздороветь. Ради нашего ребёнка и ради меня.

Подойдя на цыпочках к двери твоей комнаты, Миямура тихонько заглянул туда и некоторое время стоял прислушиваясь. Потом как-то суетливо стал проверять, не слишком ли высокая температура в комнате, спрашивал, не устала ли я, предлагал прилечь отдохнуть…

Но я со своим беспокойным характером не удовлетворилась его объяснениями, а продолжала приставать к нему, желая узнать-таки, в каком положении находятся наши финансовые дела. Клиника, в которой я рожала, была очень дорогая, впредь наши расходы будут только возрастать: деньги понадобятся и на тебя и на няню, и если при этом мы станем обустраивать дом мадам Демольер как свой собственный, то от нашего аккредитива в Токийском валютном банке очень скоро ничего не останется и надо будет просить помощи у отца, а мне не хотелось бы лишний раз клянчить у него деньги. Ведь мой отец на каждую мою просьбу отвечал: "Ты должна помнить, Синко, что у меня есть и другие дети!" Всё это я нудно пыталась объяснить Миямуре. Он внимательно выслушал меня, а потом совершенно спокойно сказал:

— Курс франка сейчас очень низкий, так что о деньгах не беспокойся. Положись на меня, ты должна чувствовать себя как за каменной стеной и заботиться только о собственном здоровье. Именно оно сейчас для нас самое главное, и мы будем жить так, как лучше для тебя, пусть даже ты станешь из-за этого эгоисткой.

С этими словами он достал аккредитив Токийского валютного банка, сберегательную книжку банка "Лионский кредит" и передал мне.