Восточно-западная улица. Происхождение терминов ГЕНОЦИД и ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА - Филипп Сэндс

В написанном Лаутерпахтом варианте обвинительной речи не упоминается геноцид, не говорится о «немцах» или «нацистах», о преступлениях против евреев, поляков или иных групп. Лаутерпахт не желает использовать юридически понятие групповой идентичности – ни для жертвы, ни для преступника. Почему он выбрал такой подход? Он никогда не объяснял этого подробно, хотя мне кажется, это как-то связано с пережитым в Лемберге, на баррикадах, когда он видел, как одну группу натравливают на другую. Позднее он воочию мог убедиться, как попытка с помощью закона защитить отдельные группы – например, польский договор о меньшинствах – вызывает обратную реакцию. Неудачно составленные законы могут иметь незапланированные последствия, спровоцировать те самые беды, которые стремились предотвратить. Инстинктивно я разделял позицию Лаутерпахта, проистекавшую из желания усилить защиту отдельного человека независимо от принадлежности к той или иной группе, ограничить, а не распространить потенциал трайбализма[20]. Сосредоточившись на индивидууме, а не группе, Лаутерпахт стремился ослабить межгрупповые конфликты. Это рациональный, просвещенный подход, но также – идеалистический.

Иную точку зрения наиболее убедительно отстаивал Лемкин. Он не возражал против защиты личных прав, но тем не менее считал, что такая сосредоточенность на индивидууме наивна, упускает из виду реальность конфликта и насилия: отдельные люди становятся жертвами насилия именно потому, что являются членами определенных групп, а не из-за индивидуальных своих качеств. Лемкин считал, что закон должен соответствовать подлинным мотивам и целям, выявлять те силы, которые приводят к убийству конкретных людей из конкретных уязвимых групп. Он как раз полагал практичным подходом сосредоточенность на группах.

Несмотря на общие корни и единое желание найти эффективный подход к этой проблеме, принципиально различными оказались предлагаемые Лаутерпахтом и Лемкиным решения великой проблемы: как с помощью закона воспрепятствовать массовым расправам? Защищайте отдельного человека, призывает Лаутерпахт. Защищайте группы людей, возражает Лемкин.

Лаутерпахт завершил набросок для Шоукросса (без рассуждений о геноциде и правах групп) и отправил его в Лондон 29 ноября. Он позволил себе скромно отпраздновать это достижение, прогулявшись в сумерках в Тринити-колледж и выпив бокал портвейна в гостиной для сотрудников университета{509}. На следующий день Шоукросс поблагодарил его любезной запиской.

Шоукросс вернулся в Нюрнберг (без Лаутерпахта), собираясь произнести вступительную речь от имени британской команды. 4 декабря генеральный прокурор кратко обратился к трибуналу после просмотра первого мучительного фильма о концентрационных лагерях. Этот фильм у многих зрителей вызвал тяжелые переживания. Жуткие черно-белые зернистые кадры послужили фоном, на котором Шоукросс сдержанно и методично перечислял акты нацистской агрессии по всей Европе. Начав с нападения на Польшу в 1939 году, он перешел к событиям 1940 года – оккупации Бельгии, Голландии, Франции и Люксембурга, – затем упомянул судьбы Греции и Югославии в начале 1941 года и, наконец, заговорил об операции «Барбаросса», то есть о войне против Советского Союза, развязанной в июне 1941 года.

Юридические аргументы Шоукросс главным образом черпал из проекта Лаутерпахта{510}. В значительной части этой речи используются формулировки кембриджского юриста в доказательство того, что сама идея преступления против человечества вполне обоснована и «содружество наций» давно уже утвердило «право вмешиваться в тех случаях, когда государство попирает права человека вызывающим образом, рассчитанным на то, чтобы потрясти общечеловеческие представления о морали». Из пятнадцати страниц этого раздела речи двенадцать были написаны Лаутерпахтом. Говоря о преступлениях против человечества и правах человека, Шоукросс в точности воспроизводил слова Лаутерпахта и решительно призывал трибунал отмести устаревшую традицию, позволявшую суверенам действовать как угодно, убивать, пытать и калечить собственных подданных.

Лаутерпахт уговорил Шоукросса предвосхитить оправдания подсудимых, которые с большой вероятностью готовились заявить: поскольку международное право не предполагает, что государства могут по международному праву оказаться виновными в преступлениях, соответственно и лица, служащие государству, не могут быть судимы. Нет, заявил трибуналу Шоукросс, государство может оказаться преступным, и в таком случае необходимо пресечь его преступления мерами «более решительными и эффективными, чем когда преступления совершаются отдельными лицами». Лица, действующие от имени и в интересах такого государства, «несут прямую ответственность» и должны быть наказаны. В первую очередь Шоукросс подразумевал Геринга, Шпеера и Франка.

Основная аргументация подготовлена Лаутерпахтом. «Государство – не абстрактное явление, – провозгласил британский генеральный прокурор формулу, которая впредь будет часто звучать в трибунале. – Его права и обязанности суть права и обязанности граждан, его действия – действия политиков, которые не должны укрываться от ответственности за неприкосновенной личиной государства». Эти радикальные формулировки, утверждающие идею личной ответственности, помещали в средоточие новой международной системы законов «фундаментальные права человека» и «фундаментальные обязанности человека». Если даже это инновация, заключил свое выступление Шоукросс, то такая инновация заслуживает всяческой защиты.

Прислушавшись к советам Лаутерпахта, Шоукросс не стал упоминать геноцид. Пока прокурор выступал в Нюрнберге, Лаутерпахт читал в Кембридже лекцию о роли этого суда в укреплении защиты отдельного человека. После этой лекции Эллис Льюис, член Тринити-холла, написал Лаутерпахту записку с похвалой «блистательному выступлению»: «Вы говорили с убеждением, умственным и сердечным, и с непредвзятостью, которой только и можно ожидать от юриста, знающего свое дело»{511}.

В первые недели судьям были предъявлены новые юридические формулы и неслыханные, чудовищные свидетельства. Наряду с такими документами, как дневник Франка, на судейский стол ложились жуткие артефакты – татуированная человеческая кожа, высушенная голова, – а на большом белом экране в задней части зала демонстрировались фильмы. Появление Гитлера в одной короткометражной ленте взволновало подсудимых.

– Неужели вы не ощущаете его поразительную мощь? – во всеуслышание спросил Риббентроп. – Не видите, как он повергал всех во прах?{512}