Выход А - Евгения Батурина

Боря поездку отменять не стал. Сел, веселый и злой, за руль и возглавил наш автопробег. Довольная Жозефина расположилась рядом с ним, на переднем сиденье.

Горан, попугай и соседка Маша Струк с Иннокентием на руках махали нам из окон, провожали.

Когда мы выехали из Московской области, у меня громко и радостно зазвонил телефон.

– Привет! – сказал счастливый мужской голос. – Это Олег Лисицкий! Оля родила мальчика! Все чувствуют себя отлично!

Я знала, что Лисицкая ждет ребенка у себя в Питере, но не говорила никому – она держала это в строгом секрете, боялась, что снова ничего не получится. Получился маленький лохматый Лисицкий, назвали Гавриилом.

К ночи мы добрались до Воронежа. Там было много домов с башенками.

– Мы ведь не у твоей мамы ночуем? – испуганно спросила я Гошу. У меня как-то вылетело из головы, что Воронеж – его родной город.

– Нет, – сказал Гоша и свернул к отелю, где уже парковались Боря и Владимир Леонидович. – Но мамин дом отсюда видно.

– То есть дом твоего детства, – поправила я.

– Нет, – опять возразил Гоша. – Дом моего детства давно продали. Квартиру, точнее. Она была старая, маленькая, но прямо в центре. Зато теперь у мамы и ее кошек целых три комнаты.

Я в который раз заметила, что о маме Гоша говорит с грустной иронией. Пожалуй, я не готова встретиться с этой женщиной.

– Я вас познакомлю как-нибудь потом, ладно? – спросил Гоша, будто услышав мои мысли. – Для этого нужен запас душевных сил.

– Ладно, – улыбнулась я. – Пойдем тогда догонять моих родителей.

Утром мама с Владимиром Леонидовичем и детьми встали рано и устремились в Ростов. А я хотела немного погулять по Воронежу. Гоша с Борей предложили съездить вчетвером в центр и зайти в гости к их другу Павлу Серову – бородатому лысому дядьке, который ухаживал за мной на вечеринке люстры.

– Как раз увидишь дом нашего детства, – сказал Гоша. – Пашка живет в соседнем дворе.

Павел Серов нам шумно обрадовался, друзей обнял, нас с Жозефиной расцеловал и с ходу начал рассказывать о своем новом бизнесе – продаже китайской газировки.

– Верное дело! – убеждал он меня. – Баночки яркие, проходимость хорошая, я в торговом центре арендую островок.

Я решила не спрашивать, что же случилось с магазином саженцев, который он собирался открывать в прошлый раз.

– Они с Борей похожи, – негромко сказал мне Гоша, когда эти двое, размахивая руками, заспорили о делах. – Оба вечно выдумывают новые проекты. Только у Бори все получается, а Пашка постоянно прогорает. Но не унывает.

– Не унывать – это тоже их общая черта, – кивнула я на Борю. – По нему и не скажешь, что только что с девушкой расстался.

Боря смеялся, шутил и был душой компании, как всегда. О Ксении и ее обесцененных чувствах, вероятно, не вспоминал.

– Эх, хорошо сидим, дорогие одноклассники, – сказал он, взяв очередной бутерброд с тарелки. – Байрона только не хватает.

– Это да, – согласился Гоша.

– Точно, – кивнул и Паша.

Мы с Жозефиной переглянулись. Наверное, сейчас мальчики начнут читать стихи. Хором.

– Я ему в следующий раз обязательно позвоню. Соскучился по старику! – продолжил Боря.

– Так это, – смущенно кашлянул Паша. – Байрон умер.

Наступила тишина. Боря медленно опустил бутерброд, улыбка сбежала с его лица.

– Как? – переспросил он тихо. – Как умер?

Гоша тоже выглядел расстроенным.

Что происходит? Почему их так поразила новость о кончине английского лорда в 1824 году?

Паша, будто извиняясь, объяснил:

– Он болел сильно. Нехорошей болезнью. Ну, онкологией. В январе скончался. Я думал, вы знаете… В «Одноклассниках» писали ж.

– Не ходим мы в «Одноклассники», – сказал Боря и замолчал надолго. Я и не знала, что он так умеет, и мне было сильно не по себе в этой тишине.

– Это наш классный руководитель, – повернулся Гоша к нам с Жозефиной. – Георгий Ильич Баринов по прозвищу Байрон. Учитель английского.

Все снова молчали, Паша собирал со стола посуду, тарелки звякали друг о друга.

Боря смотрел вниз, в стол. Потом шумно выдохнул и произнес незнакомым голосом, очень спокойно и серьезно:

– Два последних класса мы учились в педагогическом лицее. Экспериментальная школа, хорошая, с разными профилями. Мы втроем с Гойко и Пашкой поступили на иняз и оказались единственными пацанами в классе, остальные все девчонки. Байрон за пару месяцев мог научить любого человека английскому языку, у него был уникальный метод, мы ему потом помогли книжку издать. Но главное, он учил нас быть нормальными людьми. Ненавязчиво так, без громких фраз. Просто всегда выслушивал и дослушивал, относился с уважением, обращался на «вы», воспринимал всерьез. Ни разу в жизни голос не повысил – а поводы были. Не выдал ни одного секрета – а к нему шли со своими тайнами. Мы с Гойко, как и весь класс, собирались после лицея поступать в Воронежский пед. Байрон отговорил. Ну как отговорил – сказал: «Учитель – прекрасная профессия. Вы, Боря, чувствуете в себе задатки педагога?» Мы поржали и поехали в ИСАА. После каждого экзамена ходили на почтамт, звонили Байрону, рассказывали, как все прошло. По-моему, за меня мама так не волновалась, как он. Был счастлив, когда мы поступили…

Паша заерзал на месте:

– Он еще с девочками нас учил обращаться. Ну, галантными быть. Я до сих пор женщинам дверь открываю, хоть это теперь и не модно.

– Нормально это, – глухо сказала Жозефина.

Она смотрела на Борю во все глаза.

Чтобы попасть к дому Гошиного и Бориного детства, нам пришлось найти дыру в элитном заборе, поставленном новыми элитными жильцами.

За забором обнаружился самый обычный старый двор. Лабиринты гаражей и деревянных сарайчиков, свежевыкрашенный низкий бордюр, лавки, кусты. Только двери на подъездах железные да окна пластиковые, а так – привет, восьмидесятые, нам было с вами хорошо.

Боря с Гошей наперебой вспоминали, как играли среди этих гаражей-сарайчиков целыми днями.

– Однажды Боря отлично спрятался в чужом сарае, но пришел хозяин и запер дверь. Игра несколько затянулась.

– А Гойко как-то ночевал в шалаше, который мы днем построили. Утром его мать пошла на работу, думала, сын спокойно спит дома. Выходит во двор – и тут из шалаша высовывается знакомая голова…

В Ростов мы приехали вечером. Встретились с мамой, Владимиром Леонидовичем и мальчиками и вместе пошли ужинать – в ресторан, который нашел Боря.

Оказалось, что в ресторане живая музыка. И не только живая, но и хорошая. Певица, курносая девушка с миллионом сережек в одном ухе, пела старые английские и американские хиты с рок-н-ролльным задором, и голос у нее был сильный, глубокий.