Школа обольщения - Джудит Крэнц

Вэлентайн быстро и уверенно уладила все дела у Зандры Родс, Билла Джибба, Джин Мьюр и Tea Портер. Джош сделал несколько телефонных звонков и послал кучу сообщений по телексу, но все оставшееся время они проводили в роскоши «Савоя», выбираясь на улицу, только чтобы посмотреть Лондон и поужинать в «Трэмпе», «Дроуне», «Тиберио», клубе «Белый слон» или обеденном зале «Коннота». Они вкусили от удовольствия пребывания на людях, не смешиваясь с людьми и принадлежа лишь друг другу.

В начале каждого романа бывает период, когда влюбленным необходимо демонстрировать друг друга, любуясь отражениями любимых и себя в глазах и на лицах окружающих. Даже торжественнейшая обстановка для них не более чем театральная декорация. Неужели в этой самой лавандово-золотой галерее Сайон-Хауза, длинной и мрачной, несчастная леди Джейн Грей четыреста лет назад приняла корону Англии? Как, наверное, остальные туристы восхищаются Вэлентайн, думал Джош, проходя по галерее и прислушиваясь к печальному рассказу гида.

Им еще рано было обсуждать характер своих отношений. Вэлентайн невероятно согревал его восторг перед ее телом, физическим обликом, она впервые жила полной жизнью. Никогда прежде не доводилось ей изведать такое чисто физическое ощущение: проснуться в постели, хранящей запах их страсти, почувствовать, как разгорается Джош, вновь дотронувшись до нее. Острые запахи их тел смешивались, и она уже не могла понять, она ли впитала его запах или это он пахнет ею. Она старалась запомнить запах Джоша и постели в «Савое». Она понимала, что образ мужчины и кремово-розовой спальни в стиле арт-деко с большими эркерами, за которыми открывался вид на Темзу, останется в ее памяти навсегда, может быть, станет расплывчатым или искаженным, но не исчезнет совсем, а этот запах… она вдыхала его и уже начинала по нему тосковать. Впервые в жизни Вэлентайн было даровано изведать полное пресыщение чувств: эти долгие часы в полумраке, когда живешь только для того, чтобы жить, когда всего вдоволь, когда радость тела делает весь мир прекрасным.

Джош упивался изумительной свободой — прорвалась плотина обязанностей, исчезли указатели, что вели его по прямому пути с того дня, как он выучился читать и спрашивать себя, к чему это приведет и что за этим последует. То мгновение, которое в любой, претендующей на постоянство, любовной связи решает ее исход, им пока не грозило: приход его отдаляло негласное обоюдное признание того, что пытаться обдумывать будущее — просто глупо.

— Не думаю, что смогу когда-нибудь заниматься любовью с мужчиной, у которого грудь не волосатая, — говорила Вэлентайн, прижавшись носом к его груди и вдыхая, как страстный гурман, запах его темных волос, в которых проглядывала седина. — А ты? — И это был самый серьезный ее вопрос за пять дней.

Вэлентайн летела другим рейсом и на день раньше Джоша. После каждой деловой поездки его в аэропорту непременно встречали жена и кто-нибудь из детей. При мысли об этом Лос-Анджелес вновь возник из небытия перед Джошем. Даже в аэропорту, перед отлетом, Вэл не заговорила ни о следующей неделе, ни о следующем месяце. А что она могла рказать? Она узнает будущее, только когда оно само распахнется им навстречу. Казалось, ее пронзила игла ирландского фатализма, давно засевшая в ее порывистой душе. Ничто не побудило бы Джоша Хиллмэна сильнее влюбиться в нее, чем этот отказ планировать, рассчитывать, организовывать и это стремление покориться и повиноваться мимолетности. Она не пыталась пришпилить его, добиться гарантий на будущее, чего-то потребовать и этим сводила его с ума. Что это? Два корабля разминулись в ночи? Чушь! Он добьется этой женщины, чего бы это ни стоило ему. Он посмотрел ей вслед сквозь последнюю дверь, заметил в ее глазах влюбленное «прощай», отметил и беззаботность ее легкой быстрой походки и едва не бегом бросился к поджидавшему его автомобилю. «Британский музей», — приказал он шоферу. Только эти монументальные каменные залы, хранящие суровую добычу веков, соответствуют своей мрачностью его ощущению одичалости, покинутости.

Билли Айкхорн

имеет честь пригласить вас на праздничный

вечер в «Магазин грез».

Первая суббота ноября 1976 года,

9 часов вечера.

ТАНЦЫ

ВЕЧЕРНИЙ ТУАЛЕТ

Незадолго до того как были разосланы приглашения, «Вумен веар» предсказала, что этот вечер станет самым славным с тех пор, как Трумен Капоте открыл публике Кей Грэм. Когда Билли спросила, кого приглашать, Спайдер ответил:

— Всех.

— Но я незнакома со «всеми», Спайдер. О ком вы?

Работая с ней бок о бок над возрождением магазина, Спайдер заметил, что Билли, непонятно почему, держится в стороне от светской жизни, в которой, ему казалось, она должна была бы участвовать. Ее личная жизнь при отсутствии семейных связей и близких друзей представлялась ему до странности пустой. Откуда ему было знать, что она, в сущности, большую часть жизни провела в одиночестве. Так уж сложилась ее жизнь. В юности она потеряла — возможно, навсегда — способность легко заводить друзей. От долгих лет в положении отверженной на душе у нее остались шрамы, которые не исчезнут, какие бы внешние перемены ни наступили. Покинув Бостон, она рассталась с семьей. Выехав из Нью-Йорка после инсульта Эллиса, она никого не подыскала себе взамен тамошних знакомых, из которых, кстати, никто, кроме Джессики, не был ее близким другом. В Лос-Анджелесе она могла бы начать все сначала, но годы забот и почти полной изоляции в цитадели Бель-Эйр не позволяли ей наладить тесные связи с другими женщинами.

Хотя миллионы читателей газет и журналов знали, что имя Билли означает Билли Айкхорн, так же как моментально вспоминали фамилии Лайзы или Джекки, сама Билли так до конца и не свыклась с ролью знаменитости. Она не чувствовала себя известной. Еще в Нью-Йорке Эллис учил ее не доверять мелочным людям, которых в совокупности обычно называют «светом», и сейчас она с радостью пребывала в стороне от светского круга. Перебравшись в Калифорнию, она не сделала ни одного серьезного шага к тому, чтобы освоиться в лос-анджелесском высшем обществе. Кроме того, хотя Билли никогда не разделяла точку зрения бостонского светского общества, категорически заявлявшего, что никакой другой «свет» не заслуживает своего названия, у нее так до конца и не исчезли бостонские манеры и бостонский акцент; следствием этого и было то, что в чем-то она оставалась посторонней и, видно, останется навсегда.

— Даже если вы не знаете всех, они все знают вас, — настаивал Спайдер.

— Ну и что из того? Я ведь не могу приглашать совсем незнакомых людей, правда?

— Можете, черт возьми, — отрезал Спайдер. — Мы, леди, уже потратили около миллиона долларов, и будет просто позором пригласить только соседей.

— Ладно, Спайдер, если вы такой специалист, вы и составляйте список. — Билли спаслась бегством, на мгновение ощутив себя не у дел. С недавних пор рядом со Спайдером у нее часто возникало такое чувство. Ну и наглец, подумала она, злясь на собственную неискушенность в общении и контактах.