Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин

в трудной жизни саама празднестве «имания оленей» приносились жертвы духам лесов и вод, чтобы зима прошла благополучно, чтобы не было голода, не пал гололед, чтобы росомахи и волки обходили стороной стада саамов…

Празднество это довольно хорошо описано этнографами, бывавшими на нем, однако видели они далеко не все. Кроме доступного и всем открытого зрелища, существовало еще главное, тайное действо, доступ к которому был прочно закрыт для посторонних, в том числе и для этнографов. Свидетелем его рассказчик стал только потому, что попал туда со своим хозяином, крупнейшим оленеводом в этой части берега, от которого в зависимости находились все кочевавшие здесь саамы.

В тот день хозяин взял с собой только его одного. Они выехали рано, на одной запряжке, и долго пробирались между холмов и озер к небольшой, хорошо укрытой от сторонних глаз долине. Здесь их ждали. На ровной сухой площадке стояло с десяток чумов — съехалось сюда пятнадцать саамских семей, чьи стада паслись по соседству.

Гон у оленей был в самом разгаре. Нагулявшие за лето вес, набравшие силу, самцы-хирвасы с уже окостеневшим кустом ветвистых рогов на голове вступали в ожесточенные схватки за важенок. Каждый пытался оторвать от общего стада «лоскут» побольше, сбивая в него важенок и завязывая бои с соперниками. А в это время саамы пили привезенную оленеводом водку, стреляли в цель, боролись и веселились.

На следующее утро все встали до солнца. Мужчины надели на себя не обычную одежду со штанами, а только печок — специфическое саамское одеяние, которое надевается через голову, сшитое из оленьих шкур с капюшоном, широкое снизу, и липты — кожаные чулки мехом внутрь, которые шьются из ног оленя. Взрослые женщины, одетые точно так же, стояли поодаль. Одетые и обутые в оленьи шкуры люди превратились в «оленей»: женщины стали важенками, а мужчины, взявшие в руки оленьи рога, — самцами-хирвасами. Едва только над окрестными холмами поднялось солнце, мужчины с оленьими рогами в руках запели протяжную песню и начали медленный, все ускоряющийся танец. Время от времени одна из женщин отделялась от толпы «важенок» и, приплясывая, вступала в круг танцующих. Тогда мужчины, выставив рога и действуя ими так же, как действуют во время драки хирвасы, вступали друг с другом в бой за «важенку». По словам моего знакомого, борьба была нешуточная, и, отбросив соперников, победитель демонстрировал свою победу над «важенкой» вполне натурально, повторяя действия оленей во время гона…

Это была отнюдь не забава. Это было, что называется, святая святых саамов, магическое действо, призванное обеспечить не только здоровье и плодородие оленей, но здоровье и плодородие самих саамов, «оленных людей». Вот почему тайна его хранилась «за семью печатями», в том числе и от этнографов прошлого и нашего века.

Рассказ о тайном празднике «имания оленей» поразил меня. Здесь, под холодным северным небом, каждую осень развертывалось магическое действо, которое совершалось десять, двадцать и тридцать тысячелетий назад охотниками палеолита. Мы знаем об этом, потому что в пещерах Западной Европы, глубоко под землей, были найдены их святилища. На стенах пещер художники первобытности изобразили не только мамонтов, бизонов, диких лошадей и северных оленей, но и танцоров, людей-оленей, одетых в оленьи шкуры, с оленьими рогами в руках и на голове. Раньше только по этим рисункам, по следам плясавших на глиняном полу людей, по остаткам глиняных скульптур можно было представить, как в свете дымных факелов взрослые члены рода, перевоплотившись с помощью шкур, краски и масок в животных, от которых зависело благополучие и сама жизнь племени, подражали действиям во время осеннего гона, чтобы обеспечить их размножение на будущий год и удачную охоту.

Все это казалось давно забытым и исчезнувшим, как мамонты или динозавры. Но случай позволил заглянуть в тайное тайных саамов, и оказалось, что еще недавно все это было живым, было частью окружающей нас жизни, точно так же прошло сквозь тысячелетия, как северные олени и сами саамы. Рассказ подтверждал не просто прямое происхождение саамов от палеолитических охотников на северных оленей; он позволял утверждать, что симбиоз человека и оленя, как я осторожно предполагал, действительно возник еще в эпоху Великого оледенения. Ведь как удалось выяснить, известные нам поселения палеолитических охотников в Западной Европе — в скалах, в пещерах, на открытых равнинах, по берегам рек и морей — тоже сезонные стойбища, относящиеся к одному времени и оставленные одним народом, а не разными, как то полагали раньше. Охотники эпохи оледенений точно так же, как саамы, кочевали по всей Европе за стадами оленей. Открытые солнцу и ветрам стойбища возле рек на равнинах наполнялись жизнью только в летнее время. На них нет следов утепленных жилищ, на них лежат кости перелетных птиц, кости молодых телят — все то, чего нет на зимних стойбищах под навесами скал и в пещерах…

— Да, в этом что-то есть… — произнес Митенев, когда я окончил свой рассказ. — Как странно, что прошлое, иногда такое неимоверно далекое, оказывается существующим рядом с нами, в одной и той же жизни…

Его лицо остывало в задумчивости, как будто бы внутренним взглядом он проникал через эти тысячелетия, о которых у нас шел непрерывный разговор вот уже вторые сутки.

— В сущности, все упирается в вопрос о леднике, — заговорил он снова после продолжительного молчания. — Был он или не был? Оледенение было, с этим никто не спорит, но как оно выглядело? У геологов накопилось много наблюдений, опровергающих наши школьные представления о «великом ледяном щите», достигавшем чуть ли не километра в толщину. Но если он и был таким, то, рассчитав крутизну земной поверхности и силу давления льда на земную кору, можно увидеть, что никакого движения его не было. Отшлифованные ледником «бараньи лбы» и другие классические формы, свидетельствующие об оледенении, выше ста метров над уровнем моря уже не встречаются. Скорее всего их стирали и шлифовали морские воды и льдины. С другой стороны, если Север был покрыт ледяной шапкой и она равномерно таяла, то как рыбы заселили озера и реки полуострова? В таком случае между ним и Восточной Европой долгое время существовал пресноводный «мост».

— Другими словами, Белое море было пресным?

— Нет, такой вариант исключается. В гидросистемах Западной Двины и Онеги можно найти следы древней связи с бассейном Волги и Камы, а через них — и с Каспийским морем. Однако сейчас я могу утверждать, что реки Кольского полуострова заселялись рыбами из бассейна Черного моря, с которым, согласно всем недавним представлениям, такой связи не было и быть не могло. Вот послушайте…

И