Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте - Генрих Хаапе

Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте - Генрих Хаапе

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 138
Перейти на страницу:

Я потер свои воспаленные от хронического недосыпания глаза и глупо рассмеялся, не вполне даже понимая смысла всего происходящего вокруг. Проснуться-то я проснулся, но пробудиться до конца все же не пробудился.

— А если русские полагают, что могут помешать нам праздновать старый добрый германский сочельник, то, скажу я вам, ничто не может помешать нам начать праздновать уже хоть даже и само рождество — как старые добрые англичане! — продолжал тем временем Кагенек, доставая припасенную бутылку коньяка.

Наполнив стаканы, он провозгласил краткий, но емкий тост:

Prosit!

Спустя всего пару минут появился посыльный из штаба полка. В своем импровизированном зимнем одеянии, да еще и щедро припорошенном снегом, он очень походил на эскимоса.

— Закрывай поскорее дверь! — не слишком приветливо рявкнул на него Ламмердинг, уже предвкушая, видимо, недобрые вести. — Весь снег с улицы летит!

— Ну что ж, давай посмотрим, что за рождественский пудинг ты нам принес! — все с той же праздничной веселостью в голосе воскликнул Кагенек, протягивая руку за доставленным донесением.

— Рождественский пудинг? — переспросил посыльный в замешательстве. — Я принес вам только донесение от оберста Беккера, герр обер-лейтенант.

— Ну и отправляйся тогда обратно к своему оберсту Беккеру, раз пудинга не принес! Выпей только на дорогу, чтобы согреться, да передай от нас вот это!

С этими словами Кагенек, все еще не желая менять шутливого тона, вначале щедро плеснул посыльному коньяка, а затем вручил ему еще одну точно такую же бутылку для Беккера. По моим подсчетам, вероятнее всего, самую последнюю из тех еще наших запасов от Люфтваффе…

— По левую сторону от нас, господа, положение складывается гибельным образом, — объявил вслух Кагенек, читая донесение. — Нам приказано немедленно оторваться от противника, иначе мы будем окружены. 37-му пехотному полку, дислоцированному слева от нас, уже не удается удержать красных. Времени у нас крайне мало, и терять его нельзя.

Уже через пять минут посыльные спешили уведомить об изменении оперативной обстановки всех командиров рот нашего батальона. Затушив две недогоревшие свечки на рождественской елке, мы взяли их с собой — чтобы не оставить врагу ничего. Менее чем через полчаса весь батальон был уже на марше; сзади остался лишь небольшой арьергард для прикрытия нашего отхода.

37-й пехотный полк тоже спешно отступал, но был он при этом просто в ужасающе разбитом состоянии. После двух дней и одной ночи, проведенных под открытым небом без какой-либо крыши над головой, его подразделения были неожиданно и свирепо атакованы значительными силами русских, стремительно прорвавшими все линии их обороны. Деморализованные за предшествовавшие этому тридцать шесть часов не менее свирепых морозов, наши солдаты оказались совершенно неспособными противостоять бешеному натиску красных.

В некоторых случаях мороз оказался даже причиной исключительно неадекватных эмоциональных реакций, проявленных немецкими солдатами. Некоторые из них, как завороженные, демонстрировали полное безразличие к совершенно очевидной для них опасности. Так, например, они продолжали как ни в чем не бывало стоять группами вокруг ярко пылавшего амбара, а вокруг них при этом, все ближе и ближе, один за другим рвались русские же снаряды — это русские артиллеристы пристреливались поточнее к бушевавшей ярким пламенем цели. Немецкие солдаты, однако, совершенно никак не реагировали на происходящее, не обращая внимания даже на то, что некоторые из них уже начинали падать, скошенные шрапнелью. Они продолжали задорно горланить рождественские гимны, шуметь и веселиться, не предпринимая ни малейшей попытки избежать смерти, которая рвалась снарядами уже в самой их гуще. Все они пребывали в каком-то необъяснимом, неистовом, совершенно безумном экстазе, как будто нескончаемый холод, нечеловеческое напряжение последнего времени, постоянная подверженность опасности толкнули их на массовое неосознанное самоубийство. Они пели и умирали, совершенно не ведая, что творят. Наконец в этой толпе безумцев появился один (!) офицер и сумел прекратить это всеобщее умопомешательство. Как будто находясь в трансе, они тут же безропотно подчинились ему и, взяв в руки свое оружие, смиренно отправились за ним прочь из этого ада.

За последние несколько дней многие из нас и сами уже побывали на опасной грани между здравомыслием и безумием. Смех очень часто соседствовал со слезами, оптимизм уживался с черной безысходностью, а Смерть маршировала с нами в одном строю бок о бок с Жизнью. Не осталось уже ничего безусловно нормального. Практический опыт учил нас тому, что слишком продолжительное пребывание на морозе может порождать разнообразные обманы чувств, миражи и даже галлюцинации, противостоять которым можно было лишь сильной волей, четким здравомыслием. Но по-настоящему серьезно эту проблему — пожалуй, одну из наиболее серьезных и смертельно опасных — осознавали лишь некоторые врачи и еще более редкие офицеры, понимая, что не считаться с ней при ведении боевых действий в зимних условиях, которые еще с лихвой предстояли нам впереди, попросту преступно.

* * *

В тот печальный рождественский день мы маршировали остатками нашего батальона по направлению к Кознаково. Нависавшие над нами свинцово-серые тучи предвещали обильный снегопад. Мы пробивались на юг практически по нехоженой снежной пустыне. От острого физического, да и зачастую нервного истощения многие спотыкались и падали, не находя в себе больше сил подняться. В усиление к нам были приданы взвод саперов и два артиллерийских расчета со своими легкими орудиями. Если считать вместе с ними, то наша численность составляла около двухсот человек. Таковы были измотанные и обескровленные остатки 3-го батальона, растянувшиеся в снегах маленькими серыми группками, прекрасно различимыми на белом фоне с довольно значительного расстояния. За неимением хоть какого-то подобия белого зимнего камуфляжа поделать с этим мы ничего не могли.

В один из немногочисленных переходов по более-менее утоптанным дорогам рядом с нами откуда ни возьмись возник из почти непроглядной снежной метели «Кубельваген» (армейский легковой автомобиль с откидной брезентовой крышей). В нем, плотно укутанные по самые глаза шерстяными одеялами, сидели оберст Беккер и фон Калкройт. Посадив к себе Кагенека и Ламмердинга, они укатили по направлению к ближайшей деревушке для проведения срочного оперативно-тактического совещания.

После минутной заминки, связанной с этим немного разнообразившим наше унылое шествие событием, мы продолжили наше движение. Рядом со мной, погруженный в сосредоточенное молчание, шагал — обычно очень общительный — маленький Беккер. Говорить ни о чем не хотелось, да и не о чем было особенно говорить, но все мысли напряженно вращались вокруг возможных неприятных новостей, с коими, несомненно, было связано не вполне обычное появление среди нас Беккера. Ветер усилился настолько, что понес мимо нас тучи снега и мельчайших колючих льдинок практически горизонтально. К счастью, на этот раз он дул нам в спину. Примерно через час мы оказались в маленькой заброшенной деревушке. Из ближайшей к дороге избы вышли и, ни слова пока не говоря, снова присоединились к нам Кагенек и Ламмердинг. Почти сразу же следом за ними появились Беккер и фон Калкройт, упаковались в свои одеяла, и дожидавшийся их уже прогретый «Кубельваген» мгновенно растворился вместе с ними в разгулявшейся снежной пурге.

1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 138
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?