Женская война - Александр Дюма

Комендант вернулся, прошел под рекой, нашел лестницу, поднялся в свою комнату, прикрепил ленту на прежнее место и в задумчивости отправился к Нанон.

Нанон, как и всегда, сидела над географическими картами, письмами и книгами. Бедняжка по-своему вела гражданскую войну за короля. Увидав Каноля, она с восторгом протянула ему руку.

— Король едет, — сказала она, — и через неделю мы будем вне опасности.

Каноль отвечал с грустной улыбкой:

— Он все едет и, к несчастью, все еще не приезжает.

— О, на этот раз я получила самые верные известия, дорогой барон, меньше чем через неделю он будет здесь.

— Как бы ни спешил он, Нанон, он все-таки опоздает к нам.

— Что вы говорите!

— Я говорю, что бесполезно тратить силы над этими картами и бумагами, гораздо лучше подумать о бегстве.

— Бежать! Почему?

— Потому что я получил дурные вести. Против нас готовится новая экспедиция, в этот раз я могу погибнуть.

— Что же, друг мой? Ведь решено: ваша участь — моя, как мои богатства — ваши.

— Нет, этого не должно быть. Я не смогу держаться храбро, если мне придется опасаться за вас. Помните ли, в Ажене вас хотели сжечь или бросить в реку? Нет, Нанон, из сострадания ко мне не упрямьтесь, не оставайтесь здесь; ваше присутствие может сделать меня трусом.

— Боже мой!.. Каноль, вы пугаете меня!

— Нанон, умоляю вас… Поклянитесь, что, если меня атакуют, вы сделаете все, что я ни прикажу…

— О Господи, к чему такая клятва?

— Она даст мне силу жить, Нанон; если вы не обещаете слепо повиноваться мне, клянусь, я непременно буду искать смерти.

— Клянусь!.. Все-все что вы хотите, Каноль!.. Клянусь вам нашей любовью.

— Слава Богу, Нанон! Теперь я спокоен. Соберите самые ценные из ваших украшений. Где ваше золото?

— В бочоночке, окованном железом.

— Приготовьте все это, чтобы можно было отнести вслед за вами.

— Ах, вы знаете, Каноль, что настоящее мое сокровище не золото и не бриллианты. Каноль, уж не хотите ли вы удалить меня?

— Нанон, вы убеждены, что я честный человек, не так ли? Клянусь честью, что все эти меры внушены мне лишь страхом за вас.

— И вы думаете, что я в опасности?

— Думаю, что завтра остров Сен-Жорж будет взят.

— Каким образом?

— Не знаю, но уверен.

— А если я соглашусь бежать?..

— Так я постараюсь остаться живым, клянусь вам.

— Приказывайте, друг мой, я буду повиноваться, — сказала Нанон, протягивая Канолю руку, и, невольно засмотревшись на него, забыла, что по ее щекам стекают две крупные слезы.

Каноль пожал ей руку и вышел. Если б он остался еще минуту, то поцеловал бы ее в эти жемчужные слезы, но он положил руку на письмо виконтессы как на талисман; письмо это дало ему силу уйти.

Он провел день в жестокой тоске. Решительная угроза: «Завтра Сен-Жорж будет взят» — беспрерывно звучала в его ушах. Как, каким образом возьмут остров? Почему виконтесса говорит ему об этом с такой уверенностью? Как нападут на него? С берега? Или с моря? С какой неизвестной точки налетит на него беда, еще невидимая, но уже неизбежная? Было отчего сойти с ума.

Весь день Каноль под лучами солнца искал врагов в отдалении. Вечером он мучил свои глаза, рассматривая рощи, отдаленную равнину и извилистое течение реки; но бесполезно: нигде он ничего не видел.

Когда совершенно стемнело, осветился флигель в замке Канб. Каноль увидел там свет в первый раз с тех пор, как приехал в крепость.

— Ага! — сказал он, — вот явились избавители Нанон.

И тяжело вздохнул.

Какая загадочная, таинственная вещь сердце человеческое! Каноль больше не любил Нанон, он обожал госпожу де Канб. Однако, когда ему пришлось расставаться с Нанон, сердце его разрывалось на части. Только вдали от нее или расставаясь с ней, чувствовал он истинную силу странной своей привязанности к этой очаровательной женщине.

Весь гарнизон не спал и находился на стенах. Каноль, устав смотреть, начал прислушиваться к ночному мраку. Никогда темнота не казалась такой немой и сиротливой. Ни один звук не нарушал этой тишины, подобной безмолвию пустыни.

Вдруг Канолю пришла в голову мысль, что враги могут явиться к нему через подземный ход, который он осматривал. Это было маловероятно, потому что в таком случае его, верно, не предупредили бы, однако ж он решился стеречь подземелье. Он велел приготовить бочонок с порохом и фитиль, выбрал лучшего из своих сержантов, подкатил бочонок к последней ступеньке подземелья, зажег факел и отдал его в руки сержанта. Возле него встали еще два человека.

— Если в этом подземелье появятся больше шести человек, — сказал он сержанту, — то сначала прикажи им удалиться; если они не согласятся, подожги фитиль и толкни бочонок: подземелье покато, он взорвется среди врагов.

Сержант взял факел, за ним молча стояли два солдата, освещенные красноватым огнем факела, у ног их лежал бочонок с порохом.

Каноль воротился наверх, спокойный хотя бы в этом отношении; но, войдя в свою комнату, он обнаружил там Нанон, которая, видя, что он спустился со стены и прошел к себе, решила пойти что-нибудь у него узнать и теперь с ужасом смотрела на зияющее отверстие подземного хода, о котором она не знала.

— Боже мой, что это за дверь? — спросила она.

— Для твоего бегства, дорогая Нанон.

— Ты обещал, что не потребуешь моего бегства, пока на тебя не нападут.

— И повторяю обещание.

— Все кажется очень спокойным около острова, друг мой.

— И в крепости тоже все кажется очень спокойным. Однако в двадцати шагах от нас лежит бочонок пороху, и возле него стоит человек с факелом. Если этот человек поднесет факел к бочонку, через секунду от крепости не останется камня на камне. Вот как все спокойно, Нанон!

— О, вы заставляете меня трепетать! — вскричала молодая женщина, побледнев.

— Нанон, позовите ваших горничных, пусть они принесут ваши бриллианты, пусть ваш камердинер принесет ваши деньги. Может быть, я ошибся, может быть, в эту ночь ничего не случится, но все равно будем готовы.

— Кто идет? — раздался голос сержанта в подземелье.

Ему отвечал какой-то голос, в котором не слышалось никакой враждебности.

— Вот за вами уже идут, — сказал Каноль.

— Да ведь еще нет нападения, друг мой, все тихо; позвольте мне остаться при вас, они не придут.

Нанон не успела еще договорить, как во внутреннем дворе крепости три раза раздалось: