После нас - Андрей Грешнов

До начала Саурской революции и даже все десять лет ее «победы» представители различных национальностей уживались в Кабуле довольно мирно: национальный вопрос если и стоял на повестке дня, то был одним из второстепенных. Но, как оказалось, всех «примиряли» лишь сносные экономические условия жизни, исчезновение которых поделило афганское общество четко, быстро и бесповоротно на замкнутые национальные группы, пытавшиеся превалировать в борьбе за существование. Так было в 1992 году, когда к власти пришли «воины джихада», а прокоммунистический режим, успешно отражавший все атаки бандитов целых три года, из-за предательства Ельцина оставшись без боеприпасов и авиакеросина, рухнул. Сейчас не принято вспоминать узбекский «беспредел» в Кабуле в начале 90-х годов, которые стали для афганского столичного города еще более «лихими», чем для Москвы. Как-никак, а вождь узбекских военизированных формирований генерал Дустум помог тогда эвакуироваться работникам российского посольства, предоставив им свои самолеты для вылета в Мазари-Шариф. Но афганцы-то не россияне.

…Пуштун Амид Голь, живущий со своей семьей в старом восточном районе Кабула, построенном еще во времена президента Дауда, с ужасом и горечью вспоминал те дни. Когда, прервав ужин, мы вышли перекурить во внутренний двор домовладения, толстяк, пыхнув чарсом, начал прокручивать в голове ролики незабываемых «мультфильмов», называя ад правления талибов детскими шалостями по сравнению с тем, что здесь творило дикое узбекское воинство. По словам Амида, поначалу здесь по праву сильного квартировались моджахеды-пуштуны, с которыми можно было ужиться, но Кабул был не резиновый, домов на всех не хватало, и узбеки предприняли наступление на Карте-е Парван, начав обстреливать «мирняк» из гаубиц и комплексов БМ, захваченных у правительственной армии.

— Когда моджахеды-пуштуны стали отступать, многие жители, прихватив скарб, стали спешно отходить вместе с ними в центр города. Мне идти было некуда — это мой родовой дом, построенный руками отца, где я воспитывался мамой вместе с братьями. Идти в горы с маленькими детьми я не мог, — рассказывал Амид Голь. — Поначалу мы всей семьей спрятались в подвале дома и забаррикадировались. Те пуштуны, которым не удалось скрыться от узбеков, почти все были перебиты. Узбекская молодежь насиловала пуштунских женщин, отрезая на их глазах головы детям и мужьям. Узбеки вспарывали кривыми ножами животы беременным, подвешивая их на дыбу. Эти страшные новости мы узнавали, когда спустя некоторое время моя жена, одетая в чадру, изображая старуху, начала выходить наружу в ночное время и общаться с немногими уцелевшими в резне, — вещал мой собеседник, у которого во время рассказа на глаза несколько раз наворачивались слезы. По мере грустного повествования я все яснее осознавал тот факт, что для пуштунов даже принять смерть от рук талибов-соплеменников было внутренне легче, чем выживать под гнетом «безродных» узбеков. В результате Амид Голь прятался от бандитов в подвале около полугода, куда еду ему приносила жена. Потом ситуация несколько разрядилась, так как моджахеды разных этнических групп официально «замирились» и кровавый произвол поутих. Полгода подвального мрака внутренне подготовили Амид Голя к приходу талибов, а потому последующие тяжкие события своей жизни он воспринимал уже почти философски.

В моджахедские времена, описанные Амидом, на юго-востоке Кабула события разворачивались по сходному сценарию. Артиллерия таджикского полевого командира Ахмад-Шаха Масуда, закрепившаяся на горе с телевышкой, утюжила районы Карте-се и Карте-чар и ровняла с землей дворцы Дар уль-Аман и Тадж Бек, где окопались пуштуны из «Исламской партии Афганистана» Гульбеддина Хекматиара. Между огнем противоборствующих сторон оказались хазарейцы, контролировавшие район посольства. Все воевали сразу со всеми строго по национальному признаку — брат за брата, кровь за кровь. Вскоре, уничтожив добрую половину строений в афганской столице, все группировки, некогда входившие в моджахедский «Альянс семи», поделили между собой различные районы мегаполиса, начав «крышевать» торговцев и брать мзду за проезд по подконтрольным им территориям.

Когда на Кабул в 1996 году наступали талибы, упорней всех им противостояли хазарейцы. Один из бывших хазарейских вояк, ныне торгующий овощами на местном рынке, часто рассказывал мне, как талибы в районе Карте-се играли в футбол скинутыми с вертолетов отрезанными головами хазарейцев и как в отместку братья погибших медленно вбивали длинные гвозди в головы взятым в плен талибам-пуштунам. «Любовь» афганских таджиков к афганским же узбекам вообще не поддается описанию. До сих пор в северных провинциях Афганистана дуканы и дома, некогда отобранные у таджиков и переданные «указами» генерала Дустума своим «верноподданным», подвергаются нещадному разграблению и уничтожению. Моджахедская война там и не кончалась.

Что же произошло с некогда дружно обитавшими в небогатой, но вполне пригодной для жизни стране людьми, что они в конце концов стали играть в футбол головами бывших соседей по дому, а спортивные стадионы и исторические кладбища использовать исключительно для массовых и почти ритуальных убийств? Для того чтобы это осмыслить, нужно пожить с ними бок о бок не один год, поделить с ними хлеб и вместе же повоевать в составе одной из противоборствующих группировок. Все это мне в жизни сделать «посчастливилось». Я вынес для себя главное: основной причиной братоубийственных конфликтов являются идеологические догмы и фанатизм. Любая революция под самыми красивыми лозунгами равенства и братства приносит в конечном итоге лишь разруху, а проповеди фанатиков — массовую гибель людей. Иногда, когда мне хочется пофантазировать, в голову приходят странные и безбожные мысли о том, что, если бы Господь вдруг сделал меня монархом какого-нибудь восточного государства, я бы незамедлительно запретил в нем деятельность всех без исключения политических партий, резко ограничив при этом влияние духовенства. Любые попытки сопротивления я бы подавлял огнем и мечом, причем незамедлительно и жестко. Хафизулла Амин, Саддам Хуссейн и подобные им диктаторы по сравнению со мной многим показались бы просто «святыми», но, видимо, именно поэтому я и не монарх. Восточным государством можно управлять только с помощью великой силы оружия при наличии столь же великой любви к своему народу. Нехватка одного из этих двух компонентов обычно приводит к краху режимов. Но если бы всеми государствами управляли мудрые правители, войны бы закончились и планета Земля давно погибла бы от перенаселения…

В Кабул в то время довольно часто приезжали ветераны нашей афганской кампании, и причин тому было много. Кто-то хотел совершить экскурсию по местам былых сражений и насыпать в мешочек афганской земли, чтобы потом унести ее с собой в могилу. Кто-то — прикрепить к далекой безвестной скале мемориальную табличку с текстом, повествующим о том, что здесь держало оборону подразделение советской воинской части, кто-то собирал фотографии для книг и альбомов, а кто-то приезжал просто по работе. Среди афганских гостей было много моих хороших товарищей — ребята из Свердловской ветеранской организации воинов-интернационалистов, секретарь ОБСЕ Миша Евстафьев, издатель Андрей Дышев, телевизионщик Артем Шейнин, да разве всех упомнишь? И хотя программы деловых и не очень командировок людей, прошедших в свое время Афганистан в погонах Советской армии, были разные, мы неизменно ездили вместе на осмотр знаменитого кабульского мемориального кладбища, где стоит мавзолей афганских монархов. Оно стоит того, чтобы написать о нем отдельно.