Янмэйская охота - Роман Суржиков

— Заткнись ты, Дейв. Когда надо — тогда и выпустим. Не твоего ума дело.

— А ты им сколько еды оставил? А водички?..

Бакли очень пристально поглядел на Дейва.

— Знаешь, парень, с тобой явный непорядок. Тебе то ли память отшибло, то ли мозги выветрило. Я тебя зачем нанял, баран? Чтобы ты меня допрашивал? Чтобы ты, сука, донимал меня сраными вопросами?! Или чтобы молчал и делал дело?!

— Я просто…

— Ты просто подумай про своего сынишку! Так о чужих печешься — а ты лучше о своем! Каково ему там, в Грейсе?

Дейв посмурнел, даже почернел лицом.

— Могер, я тебя предупреждаю…

Он не договорил, поскольку дверь скрипнула, и Бакли поднялся встретить Родриго. Но вошел отнюдь не широкополый. В белоснежном мундире, придерживая шпагу, в кабак вступил помощник шерифа Халинтор. За ним следовали двое солдат. Не констеблей, а именно солдат: мечников в кольчугах и шлемах.

— Господин Мо, мне нужно с вами поговорить.

Бакли метнулся взглядом в окно: за грязным стеклом — канал. Если прыгнуть в воду и выплыть на ту сторону, Халинтор вряд ли догонит. Не станет же он нырять со шпагой! Но оконце узко, вылезти — нужно время. Тогда — драться? Он хотел дать знак своим парням, но мечники встали за спинами Дейва и Девятки.

— Вашим друзьям, господин Мо, лучше не двигаться с мест. А вам лучше ответить. Третьего дня пропала белокровная Ванесса-Лилит с детьми, оба ее слуги найдены мертвыми. Что вы знаете об этом?

— Клянусь именем матери, я не знаю абсолютно ничего!

— Господин Мо, вам следует понять ситуацию. Леди Магда Лабелин больше не имеет в Шиммери никакого веса, а тем более — когда речь идет об убийстве. Ее покровительство вас не защитит. Ваша ложь вас не защитит. Я знаю, что это вы убили слуг и выкрали Ванессу.

— О нет, святые боги свидетели, я не…

— Если Ванесса-Лилит и дети еще живы, немедленно выдайте их мне и получите каторгу. Если один из них мертв или будет мертв к минуте, когда я их найду, — вас колесуют. Ваш выбор, господин Мо.

В этот миг Бакли восславил свою предусмотрительность. Какое счастье, что он сохранил Ванессу! Теперь можно поехать за нею и выкупить свою жизнь, а главное — купить немного лишнего времени. Пока до погреба, пока обратно — будет пара часов на раздумья. Авось Халинтор ослабит хватку, авось констебли зазеваются.

— Господин Халинтор, — голос Бакли зазвенел слезами, — я сознаюсь. Да, я чистосердечно сознаюсь в своем тяжком проступке. Видимо, сам Темный Идо спутал мои мысли…

— Где? — оборвал Халинтор.

— Я оставил бедных детишек и их маму… — и тут Бакли увидел кое-что, пока незаметное Халинтору, и завопил: — О, боги, как гложет меня совесть! Я — несчастный безумный зверь! О, нет мне пощады!

Входная дверь скрипнула, но скрип потонул в стенаниях Бакли. Помощник шерифа не услышал и шагов. За спинами солдат возник Родриго с парой матросов. Родриго кивнул им, и матросы выхватили ножи.

Бакли прекратил вопить и холодно бросил:

— Бей.

Матросы ударили. Один солдат упал с ножом в шее. Другой успел дернуться, нож сломался о кольчугу. Солдат развернулся и пронзил матроса мечом. Девять и Дейв вскочили с мест.

Все закрутилось с бешеной скоростью. Мелькали клинки, рычали люди, скрипели доски под ногами. Бакли присел за столом, глядя на смертоносную возню и ожидая одного: мига для побега.

Девятка прыгнул на спину солдату, стал душить, обхватив за шею. Дейв выхватил кинжал и ринулся на Халинтора. Раздался свист. Шпага вылетела из ножен с такою быстротой, какая и не снилась парням Бакли. Клинок прочертил линию на щеке Дейва.

— Бросьте оружие и встаньте на колени, — приказал Халинтор.

Дейв попятился, трогая пальцем рану.

Тем временем солдат шерифа стряхнул с себя Девятку, развернулся, занося меч. Оставшийся в живых матрос огрел его скамьей. Солдат зашатался, оглушенный. Матрос с размаху всадил нож ему в живот, налег всем телом, чтобы проколоть кольчугу. Но тут же сам завыл от боли и рухнул на колени — это Халинтор хлестнул его шпагой. Девять и Дейв отступили за стол — помощник шерифа оказался неожиданно опасным противником. Он двинулся за ними вокруг стола, дерзко поигрывая шпагой, а за его спиною открылся проход к двери. Только этого Бакли и ждал — он без раздумий ринулся на выход. Родриго понял намек и выбежал первым. Могер задержался в дверях, оглянулся на драку. Девятка и Дейв плясали между столов, спасаясь от длинной шпаги Халинтора и ища способа зайти ему за спину. Он не давал им такого шанса.

— За мной!

Бакли швырнул табурет. Халинтору угодило в бок, он пошатнулся, ослабив внимание, и Девять кинулся к двери, а Дейв — на Халинтора. Тот увернулся от выпада, нож не достиг цели, но Дейв ударил головой, размазав врагу нос. Халинтор умылся кровью, заорал, отступил. Дейв промедлил на миг, не добил его в ту же секунду — ну и кретин! Шпага-то все еще в руке!

Бакли увидел все, что хотел. Он вытолкнул Девятку и выбежал сам. Захлопнул дверь кабака, вбил в щель кинжал вместо клина.

— Бежим!

— Но там же Дейв…

— Бежим, сука!

Они побежали.

* * *

Вот тогда в Хармоне что-то сломалось.

Он запомнил и час, и миг — да и как забудешь? Он сидел в холодной подвальной темени, а рядом бесконечно плакали дети Онорико-Мейсора. Белокровная Ванесса как-то пыталась их утешить — без малейшего шанса на успех. Дети страдали от голода и жажды, и теперь, на исходе второго дня, начинали осознавать, что означает этот голод. Мо не собирался никого оставлять в живых. Подвал станет их могилой.

В первый день Хармон с Ванессой перепробовали пути спасения. Отчаянно звали на помощь, силились поднять люк, ногтями царапали стены подвала. Их криков никто не слышал: подвал был вырыт под сараем, а тот стоял на запоре. Люк оказался закрыт на засов и завален сверху, он даже не шевелился от самых лютых ударов. Стены — камни, скрепленные раствором. Стерев ногти до мяса и отрастив новые, можно вывернуть несколько камней, затем прорыть ход на поверхность. Но не за те трое суток, которые осталось жить без воды.

А дети рыдали, и это было хуже всего. В первый день матери удавалось как-то заговорить их, утешить, и они забывались недолгим сном в ее объятиях. Во второй день не помогало ничто. Дети захлебывались плачем, задыхались, срывались на кашель… Обессилев, тихо всхлипывали, повторяли: «Мама… мама… мама… мама…» Мама и сама рыдала. Доведенная до края ужасом и жаждой, принималась выть как волчица. Потом находила в себе какие-то силы, пыталась приласкать сына и дочь. Они рыдали только громче, чувствуя мамино бессилие. Просили пить и есть, спрашивали: «Папа вернется?» Позже, отчаявшись во всем, потеряв надежду, уже только шептали: «Мама… мама… мама…»

Ничего страшнее Хармон не видел за всю жизнь. Куда там скелету Молчаливого Джека, куда там «спелым яблочкам» и «голодным волкам»! Детский плач вынимал душу из тела и рвал на клочки. Даже жажду, даже ужас близкой смерти можно было бы стерпеть — но не плач. «Мама… пить… мама… мама…» Если б Хармон имел оружие, он убил бы их или себя. Он, пузатый торгаш, трус и жизнелюб, прикончил бы двоих детей или себя самого — да только оружия не было. А они рыдали — то взахлеб, то тихо: «Мама… мама…». Ванесса рвала на себе волосы и царапала каменную стену, и билась головой. Они рыдали. Когда утихал сынишка, всхлипывала дочь. «Мама… мама…»