Миг бесконечности. Книга 2. Волшебный свет любви - Наталья Батракова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, – согласилась Катя. – А почему все считают, что именно эта статья погубила Сергея Николаевича? – встрепенулась она в какой-то надежде. – Как она к нему попала? Ведь вы сами сказали – газетенка.
– А вот до сих пор и неясно, кто ее прямо на профессорский стол положил. Секретарша тогда была в отпуске… Скорее всего, он и понятия не имел о таком издании. В 90-х мы вообще перестали читать газеты: одна шелуха, на которую не хотелось тратить время. А Сергей Николаевич, при всей его педантичности, мог быть рассеянным. Особенно если готовился к чему-то серьезному. К операции, например. Мог не закрыть дверь кабинета. Он и квартиру иногда забывал запереть. Видимо, в его отсутствие кто-то и зашел в кабинет…
Катя слушала Нину Георгиевну и не могла оторвать взгляд от газеты. Она сразу ее узнала. В памяти второй раз за день промелькнули три небольшие комнаты редакции, в которых ютились журналисты, бухгалтерия и отдел, куда люди приходили давать объявления. Бурлящий ритм, броуновское движение, стрекот пишущих машинок, так как компьютеры тогда только начали появляться. Шум, гам, смех, веселье.
Внезапно картинка перескочила вперед, и возник образ убитой горем Марии Ивановны. Накануне похоронила племянницу. В тот день в редакции даже разговаривали шепотом, сочувствовали. Затем был звонок неизвестной женщины, встреча, желание хоть как-то помочь коллеге.
Моментально вспомнилось все, шаг за шагом: и то, как ночью строчила на машинке статью, как наутро, мучимая сомнениями, пыталась связаться с кем-нибудь из Ладышевых. Главный редактор похвалил за злободневную тему, практически ничего не урезав, поставил материал в ближайший номер.
В день выхода статьи она, окрыленная успехом, познакомилась с Виталиком, а вечером отправилась с ним на первое свидание…
– Можно, я прочту? – нетерпеливо попросила Катя и, не дожидаясь согласия, подтянула к себе газету.
«КЛЯТВА ГИППОКРАТА И БЕСПРЕДЕЛ ПРОФЕССОРСКОЙ СОВЕСТИ» – скользнула она взглядом по заголовку.
В голове тут же зашумело, закружилось, буквы перед глазами стали расплываться…
– Ну вот, побледнела. Зря я тебе ее дала, – забеспокоилась Нина Георгиевна.
– Нет-нет. Все хорошо, – успокоила гостья. – День тяжелый выдался, мало спала. Я дочитаю, – впилась она глазами в текст.
Времени это заняло немного. Почти ничего. Во всяком случае, ей так показалось. Можно было вообще не читать. Память услужливо достала из своих глубин количество абзацев, слов, знаков. Даже то, сколько на самом деле ей тогда заплатили. Хватило, чтобы посидеть с девчонками в кафешке: съесть по мороженому и выпить кофе.
«…Екатерина Евсеева», – прочитала она подпись и тупо застыла над газетной страницей.
– Спасибо, – выдавила она и отодвинула газету.
– Катенька, с тобой все в порядке? – наблюдая за ее лицом, с тревогой спросила женщина.
– Все хорошо, не волнуйтесь… Нина Георгиевна, а помните, когда при первой нашей встрече вы рассказали мне историю вашего знакомства с Сергеем Николаевичем?
– Да, конечно, помню, – обрадовалась новой теме хозяйка. – Ты еще сказала, что об этом можно написать…
– Нужно! Нина Георгиевна, вы не будете возражать, если я снова включу диктофон и задам вам еще несколько вопросов?
– Нет, конечно. Вот только стоит ли это делать в столь поздний час? Ты и без того такая уставшая. Давай с утречка поговорим.
– Нет, сейчас. Если только вы не устали.
– Я? Нисколько! Включай свой диктофон и задавай вопросы, – повеселела женщина.
– Они будут не совсем простые, – опустила взгляд гостья. – Касательно этой статьи, – показала она взглядом на газету. – Но это важно.
– Ну, если важно… – развела руками Нина Георгиевна.
Разыскав в сумке диктофон, Катя довольно быстро нашла окончание записи предыдущего разговора.
«…Все вроде были счастливы. Вот только в погоне за карьерой мы совершенно забыли о сыне. Но это совсем другая история», – дала она прослушать женщине.
Тут же нажала «запись»:
– То есть, как это вы забыли о сыне?
– Ну, не то чтобы забыли. Мы, конечно, о нем постоянно помнили, мы его любили, гордились его успехами. Но мы его не растили, вот в чем беда. Не понимали, что ему, окруженному любовью бабушки и дедушки, больше всего на свете хотелось, чтобы рядом были папа с мамой. Духовная связь между детьми и родителями не передается с генами, она воспитывается каждый день, начиная с дня рождения.
– И когда же вы это поняли?
– Когда умерли мои родители и мы стали жить вместе. Сыну тогда исполнилось четырнадцать. Он был сложившейся личностью.
– Так рано?
– Вот и нам казалось, что рано. Во мне вдруг проснулся материнский инстинкт, я стала всячески его опекать. Не желала понимать, что мальчик давно вырос. Сергей Николаевич, наоборот, повел себя иначе: ждал, что сын придет к нему сам, поделится своими проблемами. Такая мужская выжидательная позиция. А в результате все страдали поодиночке.
– Неужели это нельзя было исправить?
– Одноименные заряды отталкиваются, это еще в школе проходят. А сын – копия своего отца не только внешне, но и внутренне. Способность скрывать свои чувства передалась ему от рождения. Знаю одно: если он, как когда-то его отец, кому-либо признается в любви – это будет всерьез и надолго. Если не навсегда.
Когда сын заявил, что будущей профессией выбрал медицину, в частности хирургию, Сергей Николаевич очень обрадовался. Ночь не спал. Постоянно интересовался через друзей-знакомых его успехами, гордился… Увы, тайно. Сын по-прежнему ни о чем не догадывался. Хотя я, со своей стороны, как могла пыталась их сблизить.
– Например?
– Устраивала семейные ужины. За вечерним чаепитием иногда получалось нащупать общую нить разговора. Правда, чаще всего это касалось вопросов медицины, из серии ученик – учитель. А мне хотелось, чтобы они просто сказали друг другу: я тебя ценю, уважаю, люблю. Но увы! Разделявшая их пропасть никак не хотела сужаться. Скорее, наоборот. А однажды сын заявил, что не желает больше находиться в тени отца, а потому переходит на мою девичью фамилию.
– И что Сергей Николаевич?
– Переживал. Но скрывал. С одной стороны, он понимал его поступок и в душе был солидарен. С другой – Вадим – единственный сын, продолжатель фамилии Ладышевых. Чисто по-мужски ему, конечно, было обидно.
Позже сын вернул себе фамилию. Жаль, о том, как его любил отец, он узнал лишь после его смерти.
– Простите, а как он умер?
– В рабочем кабинете, после того как прочитал статью о себе, в которой говорилось, что он, не гнушаясь никакими методами, пытается выгородить сына, по вине которого умерла больная. Это было неправдой. Он не собирался никого выгораживать, он хотел разобраться. Более того, он никогда никого не выгораживал. Сам всегда признавал свои ошибки и других учил признавать. Порой жестко. При этом не терпел несправедливости, непрофессионализма, лжи, лицемерия. У него было много друзей, учеников, последователей. Но и врагов тоже хватало. Я уверена, что именно они воспользовались ситуацией и опубликовали эту оскорбительную статью. Уж не знаю, сколько они заплатили той журналистке, но мне ее жаль.