По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди туземного населения, вообще весьма законопослушного, туркестанский генерал-губернатор ставился очень высоко. Его называли «полуцарем». И это было правильно, потому что по всем туземным делам в Петербурге смотрели глазами местной власти.
Политическое значение этого сановника, его роль в отношении соседних независимых государств и полунезависимых Бухары и Хивы, — требовали особенно осмотрительного выбора. Но, как вообще в России, особенно в последнее царствование, назначение основывалось лишь на протекции.
Роковой для каждого генерал-губернатора считалась неизбежная время от времени поездка в Петербург. Произведенное им в «сферах» впечатление часто решало его судьбу: назад генерал-губернатор более не возвращался. Все это понимали, и генерал-губернаторы очень не любили ездить в столицу, пока их настойчиво туда не вызывали.
Прежние генерал-губернаторы
Мы застали Ташкент еще полным воспоминаний об известном устроителе края первом генерал-губернаторе К. П. Кауфмане. Талантливый администратор и смелый военачальник — он был здесь даже не полуцарем, а, пожалуй, на все три четверти. Его эпоха для Туркестана напоминала потемкинские времена для Новороссии. Культурные следы времени его управления были глубоки и встречались повсюду.
Жил он в Ташкенте как азиатский владыка. Не жалея средств на культурное устроение края, он широко приходил средствами казны и на помощь частным нуждам подчиненных. Это содействовало его популярности.
Были у него и крупные человеческие слабости. Легенды тесно связывали его имя с именем г-жи Каблуковой, властной женщины, неофициальной «полуцарицы». Кауфман ей подчинялся, и перед Каблуковой падали ниц, ибо ее милость или немилость для служащего лица часто бывали решающими. Эта сторона жизни края была описана в романе Ильина, название которого сейчас не вспоминаю[305]. В романе Каблукова фигурирует под именем Башмаковой. Современники рассказывали, что при общих памфлетных целях автор фактически не удалялся от истины.
Кауфмана сменил генерал М. Г. Черняев, завоеватель Ташкента, известный впоследствии вождь русских добровольцев в Сербии в 1876 году. Его управление Туркестанским краем было коротким, лишь двухлетним, и оно вовсе не оставило по себе хорошей памяти. Это было управление, напоминающее деятельность щедринского градоправителя Архистратига Стратиловича[306]. Ему вменялось в вину пресечение ряда культурных начинаний Кауфмана. Черняев, военный герой, явно был непригоден для роли управителя, и его отстранили. Он оказался на некоторое время совсем в тени, пока снова не вышел на свет благодаря событиям в Сербии.
Следующий генерал-губернатор, Розенбах, был просто бесцветен. Хотя он управлял краем как раз перед нашим приездом, о нем даже мало кто и вспоминал. С его именем, впрочем, связывалось развитие системы получения подарков от эмира бухарского, начавшей принимать скандальные размеры. По Туркестану ходила карикатура: эмир сидит на тахте с голой ногой; одну штанину уже стянул Розенбах, а за другую ухватился новый генерал-губернатор барон Вревский; эмир, стараясь прикрыть свою наготу, отчаянно сопротивляется стягиванию последней штанины.
Подарки эмира бухарского
Эмиры бухарские собрали, азиатскими приемами управления, громадное состояние. Точная цифра не была известна, но слухи определяли состояние эмира не меньше, как в сто миллионов рублей.
Об его богатстве могли бы дать более точные сведения большевики. Они вторглись в Бухару под предлогом освобождения угнетенных бухарских пролетариев от власти буржуазных эмиров. На самом же деле разграбили всю Бухару и прежде всего сокровища эмира. Но у них награбленные богатства расплывались между пальцами без достаточной регистрации[307].
В ту же пору эмир бухарский Абдул-Ахад-Багадур-хан, очень умный человек и тонкий политик, умело пользовался своим богатством и для сохранения своей государственной полунезависимости, и для увеличения личного своего значения. Он достигал этого щедрым одариванием высокопоставленных и влиятельных лиц. И прежде всего это относилось к туркестанскому генерал-губернатору и его окружению.
Позже эмир учредил свой известный орден «Бухарской звезды»[308]. Орден раздавался горстями. Только немногие пренебрегали бухарским «отличием». Большинство же — и чиновников, и офицеров — были в восторге от возможности украсить свою грудь звездой — хотя бы бухарской, хотя бы серебряной.
Звезды эти были разных степеней: золотые, усыпанные бриллиантами, просто золотые, серебряные позолоченные, просто серебряные… Каждому — по мере его влияния, от особ царской фамилии до стоящих на улице у входа полицейских околодочных надзирателей.
Время от времени эмир ездил в Россию, и его часто сопровождал в таких случаях наш хороший знакомый Д. В. Белов, бывший ту пору адъютантом при туркестанском генерал-губернаторе. Поезд эмира, как рассказывал Белов, на всех линиях и станциях прямо штурмовался охотниками за бухарскими звездами. На какой-нибудь маленькой станции, где поезд стоит минуту, врывается в вагон эмира офицер в парадном мундире, с почетным рапортом:
— Честь имею доложить вашему высочеству, что во вверенной мне конвойной команде все обстоит благополучно!