Вампиры - дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев - Ирина Молчанова

— В лабиринте возьмешься за мой хвост.

Она пришла к нему сама и села рядом на мраморную скамейку.

Вильям заметил на ее щеке розовый след от удара ладони, но девушка отвернулась и, поглядев на скульптуру ребенка, сказала:

— Я никогда не разбивала коленей в детстве, не падала и не ударялась. Я и боли-то не знала… до встречи с тобой.

— Ты цепляешься за жизнь, которой у тебя никогда не было, — изрек он.

— А ты ни за что не цепляешься и ни за что не борешься!

— Каждый день я — был слишком занят борьбой с самим собой, — вздохнул молодой человек.

Бесс с усмешкой хмыкнула:

— Мне кажется, между нами километры воздушного пространства.

Он засмеялся.

— Ты права. Ангелы живут на третьем небе, а бесы с сатаной на первом, на том, что над землей. И я совершил падение длиною в вечность.

— А бес? Бес что-нибудь совершил?

— Да. Отрекся от сатаны.

— Ну, видишь, — дернула плечом девушка. — Как ни крути, жертву Любви приносят двое.

Надолго повисло молчание.

— Одного не понимаю, — проронила Бесс, — неужели все вампиры так единодушны в своем желании умереть? — Она скривилась. — Или как называет старикан: «Стать свободными»?

— Уверен, есть и те, кто вовсе не жаждет освободиться.

— Тогда почему никто не восстанет?

— Хочешь возглавить мятеж? — засмеялся Вильям.

Она смотрела очень серьезно.

— Твой брат ведь не боится Цимаон Ницхи? Ты рассказывал, как он поставил ему ультиматум, заставил дать десять лет. И его уникальный дар — никто, кроме Ягуара, не сможет перевести вампиров через этот ваш чертов мост! Так почему Лайонел покорился? Он же без ума от Кати и наверняка хочет пожить с ней, а не умереть!

Упоминание о любви брата к Кате кольнуло ревностью.

— Если бы Создатель не сказал про сияние от моста, думаю, Лайонел сделал бы что-нибудь.

— Подумаешь, сияние! Да может, и не от моста! А просто в Антарктиде северное сияние!

Вильям грустно улыбнулся.

— Нет, Лиза, Цимаон Ницхи не сделал бы столь громкое заявление на все города из-за обычного северного сияния. Он ждал этого явления много-много веков, и теперь его никто не остановит. Это понимает каждый вампир, и Лайонел, конечно, тоже. Видно, у него всегда были сомнения относительно беса в Кате, и он надеялся разрешить их за те несколько лет, которые выторговал у Создателя.

Девушка безнадежно склонила голову.

— Значит, он даже не попытается?

— Думаю, нет. До встречи с Катей Лайонел сам ждал Дня Искупления с не меньшей одержимостью, чем наш Создатель. Если что-то пойдет не так, то впереди долгие четыреста лет в лучшем случае, в худшем — цифра неизвестна.

Бесс взглянула с удивлением, на лице у нее промелькнула догадка.

— Он хочет уйти с ней сейчас? — Бесс покачала головой. — Ну конечно! Он не верит, что любовь пройдет испытание временем — веками!

— Мой брат реалист. Он прекрасно осведомлен, как действуют такие, как Цимаон Ницхи. Он сам такой. Все ради победы. Катя его слабость, Создатель ударит по ней в первую очередь. Лайонелу не нужна жизнь без этой его слабости, а если Цимаон Ницхи не получит то, что так жаждет, он никому не позволит быть счастливым.

— Ты хочешь сказать, если бы не было Кати и твой брат сражался лишь за себя, то смог бы одержать победу?

— Не знаю насчет победы, но сорвать планы Создателя уж наверняка. Вот только вряд ли бы увидел в том смысл.

Бесс устремила взгляд на свои руки.

— А что там? За мостом?

— Лабиринт.

— А за ним?

— Никто не знает.

— Тогда почему Цимаон Ницхи так стремится туда?

— Верит, что после Суда всех нас ждет новое рождение. — Перед глазами встала картина, увиденная в лавке слепой предсказательницы. Вильям вздохнул. Он не смог признаться брату, что видел себя с Катей. Сколько бы ни размышлял над этим, не понимал, что должно произойти, чтобы он или она вдруг решили быть вместе. Где-то в глубине души он знал ответ — и тот приводил его в ужас. Девушка могла попасть в его объятия лишь от отчаяния, а для этого с Лайонелом должно было что-то случиться. Что-то страшное и непоправимое…

Ближайшее будущее представлялось смутно. Все казалось таким запутанным. Множество бессмертных жизней точно нити переплелись в один тугой комок, и вот теперь к нему присоединилась еще одна — жизнь смертной девушки.

Молодой человек тоскливо покосился на Бесс. И ему захотелось обнять ее поникшие плечи, утешить, пообещать, что они справятся.

Но он сидел и как всегда бездействовал. Потому что не знал, с чем им нужно справиться. С чувствами друг к другу? С дьяволом? С Создателем? Или еще с чем-то или кем-то?

Девушка еще несколько минут сидела рядом, а потом поднялась.

— Я поеду домой.

Вильям кивнул.

Она стояла перед ним, как будто хотела, чтобы он остановил ее. А не дождавшись, пошла по мраморной аллее.

— Лиза, — окликнул он, встал и сделал пару шагов за ней. — Ты сказала, что любишь меня…

Девушка смутилась, кажется, впервые за их знакомство. В смятении опустила позеленевшие глаза, пробормотав:

— Повторить это слишком страшно.

— «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение», — процитировал Вильям, сокращая между ними расстояние. — Моя любовь к тебе мучительна, потому что все мое существование протекает с печатью бесконечных страхов и сомнений. А ты… ты боишься только одного — говорить о своих чувствах.

Бесс положила руки ему на плечи и провела ладонями по груди.

— Прости меня за глупую и злую шутку.

Он наклонился к ней, скользнув губами по розоватой щеке. От нее исходил еле ощутимый аромат морозной свежести, от которого сердце легонько дрогнуло.

— Прости за то, что отошел в сторону, когда следовало бороться за тебя.

Она жадно поцеловала его и, обвив руками шею, уверено сказала:

— За меня не нужно бороться… иногда нужно просто не отпускать.

Какой же он эгоист! — возмущенно вскричала Важко, остервенело бросая газету «Питерское Зазеркалье» на столик. Одетая в свое лучшее — золотистое длинное платье, Наталья с осуждением добавила: — Взять и уехать, когда тут такое творится! Непостижимо!

Сестры Кондратьевы, в одинаковых серо-белых нарядах с пышными юбками, затрясли головами.

— Не ожидала от него, — плаксиво поддакнула Анастасия.