На шаг сзади - Хеннинг Манкелль

– Давайте еще раз вспомним ваш разговор той ночью. Значит, Нильс приходит домой. Он взволнован и напуган, думает, что убил своего брата. Думает о побеге. Если я правильно понял, он сказал, что знает кого-то, кто может помочь ему изменить внешность. Что он имел в виду?

– У Ниссе была куча знакомых.

– Но это должен быть врач.

Она помолчала, держа в руке чашку кофе, – не пила, но и на стол не ставила. Внимательно посмотрела на него:

– Что вы знаете про алкоголиков?

– Знаю, что их много.

Она поставила чашку на поднос.

– Да, нас много. И все разные. Мы галдим у дверей винных магазинов и всем мешаем. Мы сидим на скамейках с собаками и пакетами для подаяния. Мы – это низший класс, если бы мы в один прекрасный день исчезли, всем стало бы легче. Но кто знает – может быть, это бывший врач лежит там на скамейке? Или адвокат? А может быть, полицейский? Спиртное вывихнуло всю их жизнь. Сейчас все их достояние – в этих пластиковых пакетах. Но все не так просто. Алкоголики, можно сказать, образуют особое сообщество. Сообщество без классовых различий. И делится оно только на две группы – на тех, у кого есть что выпить, и тех, кто уже выпил, а следующую порцию еще не раздобыл.

– Значит, Нильс мог знать какого-то врача?

– Конечно мог. Он знал адвокатов, директоров банков, предпринимателей. Некоторые скрывали, что пьют, и даже продолжали работать. Окружающие и не догадывались, что они алкоголики. Некоторым удалось завязать, таких, правда, не так уж много.

– А имена их вы помните?

– Кое-кого помню. Но далеко не всех.

– Я хочу попросить вас составить для меня список.

– Я многих знаю только по кличке.

– Напишите все, что помните.

– Мне нужно на это время. Подумать, вспомнить.

Валландер допил кофе.

– Я могу зайти ближе к вечеру, – сказал он.

– Но не позже шести. Боюсь, я дольше не продержусь.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Валландер пообещал не опаздывать, поблагодарил за кофе и поднялся.

– Вы, наверное, не поймете меня, но мне не хватает Ниссе. Даже такого, каким он был. Он пил всю свою жизнь. Никакой пользы от него не было, одни неприятности. И все же мне его не хватает.

– Мне кажется, я могу это понять, – сказал Валландер. – В каждом человеке есть что-то хорошее, но видят это не все.

Она обрадовалась его словам. Как мало надо человеку, думал он с грустью, спускаясь по лестнице. Вот и вся разница между отчуждением и участием – несколько добрых слов.

Он пошел в полицию. По-прежнему было очень тепло и безветренно. В окне газетного киоска у больницы он заметил огромную газетную рубрику: «Полиция сливается с организованной преступностью». Не поинтересовавшись подробностями этого слияния, он пошел дальше. Удалось ли хоть чуть-чуть продвинуться за это утро? Вряд ли. Леннарт Вестин пилит дрова на своем острове. Так и не вспомнил нужные Валландеру слова. Разговор со Стигом Стридом был совершенно пустым, единственная польза – он узнал адрес Рут Лундин. Теперь она попытается составить список окружения своего бывшего сожителя… Он резко остановился. У него вдруг возникло чувство, что его заносит совершенно не туда. Словно он сам, своими руками тащит следствие в тупик. А куда еще двигаться? Его мучили вопросы, на которые нет ответа. Пока. Что ж, надо эти ответы найти. И ни в коем случае не терять терпения.

Все члены оперативной группы были уже в сборе, включая троих новеньких из Мальмё. Валландер тут же этим воспользовался и сразу же собрал их на оперативку – в четверть двенадцатого, в комнате для совещаний. Для начала он рассказал о своих попытках пролить свет на то, что произошло одиннадцать лет назад и на странное поведение Сведберга. Мартинссон в этой связи сообщил, что Хуго Андерссон, один из двух полицейских, приехавших по вызову к Стриду, как удалось выяснить, работает теперь школьным сторожем в Вернаму. Второй, Хольмстрём, служит в полиции в Мальмё. Валландеру стоит с ними поговорить до того, как он поедет к родителям Исы Эденгрен.

После совещания они с Ханссоном взяли на двоих пиццу. В этот день Валландер решил точно сосчитать, сколько пьет воды и сколько раз ходит в туалет, но уже давно сбился со счета.

С трудом удалось дозвониться до Хуго Андерссона и Харальда Хольмстрёма. Никто из них не сумел припомнить хоть что-то, что могло бы пролить свет на роль Сведберга в этой истории. Оба утверждали, что им тогда показалось странным, что не возбуждали дела. Но все это было так давно, и деталей они не помнили. Валландер к тому же понял, что им не хочется говорить ничего плохого о погибшем сотруднике – если даже им было что сказать. Мартинссон нашел рапорт, написанный ими тогда. И там не обнаружилось ничего такого, чего бы они уже не знали.

В четыре часа он позвонил своему бывшему шефу, Бьорку, – тот теперь жил в Мальмё. После короткого обмена мнениями по поводу текущего дела – пять убийств! – Бьорк посочувствовал Валландеру и его группе. Потом довольно долго говорили о Сведберге. Бьорк сказал, что приедет на похороны. Валландер удивился – сам не понял почему. Но касательно жалобы на Сведберга Бьорк ничего не мог сказать. Он просто не помнил подробностей, но если уж юридическая комиссия решила оставить дело без последствий, значит, скорее всего, Сведберг действовал правильно.

В полпятого он вышел из полиции. Надо было ехать в Скорбю, но сначала он решил захватить составленный Рут Лундин список – если она его, разумеется, составила. Она открыла дверь сразу, словно ждала его в прихожей, протянула ему написанную от руки бумажку. Движения ее были нетвердыми – она уже успела выпить. Он понял, что ей неудобно приглашать его в дом, поблагодарил и закрыл за собой дверь.

На улице он остановился в тени дерева и прочитал то, что она написала своим круглым детским почерком.

И сразу увидел в середине списка знакомое имя.

Брур Сунделиус.

Он затаил дыхание.

Наконец что-то связалось. Сведберг, Брур Сунделиус, Нильс Стрид. Обдумать эту связь он не успел, потому что в кармане у него зазвонил телефон.

Это был Мартинссон. Голос его дрожал.

– Опять, – сказал он. – Опять убийство.

Было без девяти минут пять. Суббота, 17 августа.

Он знал, что идет на риск.

Раньше он всегда старался его избегать. Риск – для дураков. Сам он посвятил всю жизнь искусству исчезать бесследно. Но на этот раз он не мог удержаться, его захватил азарт. Осторожность можно сравнить со струной – если ее перетянуть, она лопнет.

Риск был. Очень небольшой. Настолько небольшой, что им можно было пренебречь.

К тому же цель уж слишком соблазнительная. Когда ему вручили пригласительные открытки на их свадьбу, он еле-еле удержался. Их счастье было настолько велико, что у него появилось такое чувство, словно ему нанесли унизительное оскорбление. Впрочем, так оно и было.