Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

– Не, ну я-то всё понимаю, просто удивительно сие, удивительно, сидит такая, сволочь, сатанинское писание читает, никого не боится, инквизиции на него нет.

– Некого им тут бояться, они тут грозят нашим пастырям и церквям, и никто их не одёрнет.

– Ну так вы на то и приехали.

Барон молча кивнул: да, для того я и приехал.

– Вот и правильно; оборзели, нечестивые, кровищу давно им надобно пустить, заодно и с деньжатами у вас поправится, – размышляет Фриц Ламме. – И когда думаете начать?

– В апреле, – отвечает Волков, – или в мае.

Тут Сыч сразу меняется в лице, от кровожадной радости от смерти еретиков у него не остаётся следа, теперь он в лучшем случае выглядит озадаченным.

– Как в апреле? Это вы тут собираетесь сидеть до апреля?

– Или до мая.

Теперь на лице Фрица Ламме уже отчётливо видно разочарование.

– И мне, что ли, сидеть тут с вами до мая?

– А чего тебе не посидеть, ты же не на свои будешь тут жить, я тебе содержание увеличу. Живи себе в удовольствие.

– Экселенц! – воскликнул Сыч.

– Что?

– Я же женился осенью.

– А я женился весной, и что?

– У меня жена… Вы же видели её.

– Видел, и что? Что с ней не так? – Волков, кажется, начинал понимать, в чём причина волнения Сыча.

– Да наоборот, с нею всё так. Она у меня сказка… окорок в медовой горчице. Ей же всего восемнадцать лет. Вся налитая, кровь с молоком. Изъянов нет. На неё все засматриваются. За нею глаз да глаз… Я буду тут сидеть… Так она же гулять начнёт, – Фриц Ламме был явно расстроен. Он развёл руки, и жест его означал: это же очевидно, вы, что, не понимаете, экселенц?

И это его расстройство разозлило генерала.

– Так это потому, что ты дурак, – зло выговаривал он Сычу. – На кой чёрт женился на молодой, она же тебе во внучки годится.

– Ну уж не во внучки, в дочки, – поправил его Ламме.

Волков махнул рукой.

– Старый муж при молодой жене – извечный предмет насмешек и злых шуток, и поделом ему. Потому что он дурак. И ты про то знал, но сам же в эту петлю и полез, тебя никто не тянул. Чего ж теперь ноешь?

– Больно хороша она была, – вздохнул Фриц Ламме. – Вы же видели её, экселенц.

– Ну, и ходил бы к ней, деньжат давал бы, зачем женился?

– Так я так и хотел, но она сказала, что даст только через церковь.

– О, молодец какая. Ну раз так, то мог бы кого приставить к ней, чтобы приглядывали.

– Так кого?

– Ну, хоть Ежа или подручных твоих, как их там звать, не помню.

– Кого? – Сыч скривился. – Эту сволочь оставить приглядывать за моей женой?! Это всё равно, что голодных псов оставить приглядывать за куском свиной печени. Эти ублюдки… они же первые ей подол задерут. Вы что, экселенц? Нет, даже и речи о том быть не может.

Волкову уже надоел этот разговор, он пришёл сюда по делу, поэтому генерал произнёс:

– В общем, до мая ты мне тут нужен.

– А что, раньше нам резню никак не устроить? – с надеждой спрашивал Фриц Ламме.

– У меня шесть сотен людей, – отвечал барон, – еретиков в городе шесть тысяч. Да ещё и среди капитанов стражи есть еретики. Если я сам всё начну, а праведные меня не поддержат, то из города придётся бежать. А я и так сюда еле пролез. Летом город придётся в осаду брать… А на помощь городу ван дер Пильс пожалует… Нет, нет… – он покачал головой, – герцог меня феода лишит, если я с конфузией вернусь. Этот город большой доход ему приносит, тут рисковать нельзя. Так что будем здесь сидеть до весны тихо, пока цу Коппенхаузен не приведет главные силы.

– До весны? – удручённо произнёс Сыч.

Это было неприятное зрелище – крепкий, суровый и опасный мужик сидел перед генералом и печалился из-за бабы. Тот поморщился, даже едва не сплюнул, и сказал раздражённо:

– Зарыдай ещё… – немного подумал и добавил уже успокаиваясь. – Если так волнуешься за волосатый пирог своей жёнушки, так боишься, что кто-то им попользуется, вели ей сюда приехать, денег тебе на дорогу и содержание дам. Больше о том я слышать не хочу. Всё, имей в виду, ты мне нужен тут.

Сыч, чуть подумал и немного оживился после такого предложения, он даже отрезал себе окорока. И, положив его на хлеб, спросил:

– А что мне тут делать?

– Будешь из себя купца изображать.

– Купца? – Фриц немного подумал. – Да, купчишкам тут самое место. Сойду за такого.

– Ходи и спрашивай цены, не гнушайся еретиков, разговаривай с ними, узнавай про товары.

– Понял.

– Особенно интересуйся сдачей амбаров и складов, говори, что собираешься сюда ячмень и овёс поставлять. Откуда будешь возить – не говори. То тайна.

– Ясно.

– И завтра же найди одного человечка… – Волков замолчал, обдумывая, как всё лучше устроить.

– Что за человечек?

– Есть тут купчишка один… Наш человек. Солью торгует на хлебном рынке. Там у него лавка.

– Как звать?

– Зовут его Филипп Топперт, подойдёшь, заговоришь про цены. Дескать, высоки, в общем, сам придумаешь…

– Придумаю, придумаю, – обещал Фриц Ламме, и в том, что он сможет сочинить складную брехню барон не сомневался.

– Спросишь у него про склады, у него есть свои склады где-то на Рыбной улице.

– Ну и что, снять у него склад?

– Нет, разговориться, а потом скажешь, что послал тебя я, а про него мне сказал барон фон Реддернауф. И что я хочу переговорить с ним. Рассчитываю на его помощь. Он наверняка про меня и про мой отряд уже знает. Слышал уже. Думаю, согласится. Если, конечно, барон в нём не ошибся.

– Ага, значит так, – запоминал Сыч, – на хлебной площади лавка торговца солью, зовут его Филипп…

– Топперт, – напомнил Волков.

– Да-да, Топперт, поговорить с ним про склады, а после сказать, что вас прислал барон…

– Фон Реддернауф.

– Ага, фон Реддернауф, и вы хотите с ним поговорить. А где думаете с ним встретиться?

– Говорить будем тут, у тебя, после вечерней службы. Пусть сам назначит день, но скажи, что я хочу встретиться с ним побыстрее.

– Всё запомнил, – произнёс Фриц Ламме.

– Сыч.

– Что?

– Барон очень ценит этого человека. Ты смотри, аккуратнее там, чтобы с ним ничего не случилось злого.

– Насчёт этого не волнуйтесь, экселенц. Тут больше за меня волноваться надобно – как бы он, по глупости какой, а может, и злонамеренно, меня не отправил к палачам.

– Не