Данфейт - Даниэль Зеа Рэй

Она вцепилась пальцами в его колени и подалась ему навстречу. Он ее раздавит. Он ее уничтожит. Он поработит ее, обязательно, потому что с этим наслаждением не имеет смысла бороться, его хочется испытывать вновь и вновь.

— Дани, я больше не могу… — простонал Кимао, перед тем, как она сжалась под ним и с криком приняла его оргазм в себя.

Тяжелое тело придавило ее к земле и у нее не осталось сил на то, чтобы пошевелиться. Она не улыбалась, она не плакала. Ей казалось, что она парит в воздухе, и нет необходимости больше ходить по земле. Она так долго искала свободы. Так много времени она потратила на мысли о ней. Теперь она вновь испытывает это чувство. Это он, что лежал рядом и вжимался носом в ямочку за ее ушком, подарил ей его. Это он сделал ее самой несчастной и, в то же время, самой счастливой сегодня.

— Я бы мог сказать тебе, что люблю, но боюсь, что ты ударишь меня и просто уйдешь. А я не хочу, чтобы ты уходила от меня. Не хочу, слышишь?

Он оторвался от нее и присел, глядя на бледное тело, сжимающееся в комок на траве.

— Иди сюда, — прошептал он и, подхватив ее на руки, усадил себе на колени, прижимая к своей груди, словно ребенка.

Данфейт открыла глаза и, потянув свою руку, прикоснулась пальцами к его щеке.

— Кимао? — позвала она, глядя на него своими раскрасневшимися, отечными глазами.

— Да?

— Скажи мне… Скажи…

— Я люблю тебя. Люблю тебя, — ответил он и наклонился к ее губам.

— Спасибо, — прошептала она, закрывая свои глаза. — Спасибо…

Странное чувство — грусть. Оно не плохое, не хорошее, оно выткано из печали и сожаления, из любви и привязанности, из разочарования и новых надежд. Кимао был сейчас олицетворением этой грусти. Он был ее сожалением, он был ее печалью, он был ее разочарованием в себе. Он олицетворял ее привязанность. Он стал для нее любовью, и все ее надежды теперь были связаны с ним. Кимао — это ее грусть, чувство, от которого хочется бежать, но сил нет, и он опутывает, принуждая глаза становиться влажными, а губы пересыхать.

Кимао убрал прядь волос с ее лица и улыбнулся.

— Это все, что ты хотела мне сказать? — прошептал он, прикасаясь губами к ее носу.

— Не дождешься, зрячий, — пробурчала Данфейт, проваливаясь в сон.

— Я так и подумал, — усмехнулся Кимао, сильнее прижимая ее к себе. — Я так и подумал…

* * *

Данфейт распахнула глаза и вцепилась в плечи Кимао.

— Тише, спокойно…

— Сколько я спала? — пробурчала она, пытаясь подняться на ноги.

— Час, не больше. Но руки у меня уже отваливаются, если честно, — ухмыльнулся зрячий и посмотрел на нее, крутящуюся на одном месте в поисках своих вещей.

Кимао потянулся назад, и, схватив ее трусики, протянул ей.

— Ты не их, случайно, ищешь?!

Данфейт посмотрела на зрячего исподлобья, и вцепилась пальцами в черную кружевную ткань.

— Отдай!

— Ты мне больше нравишься без них!

— Хочешь, чтобы я в таком виде направилась домой? — спросила она и прищурилась.

— Лучше, не стоит, — улыбнулся зрячий и разжал пальцы.

Быстро одевшись, она вновь начала метаться вокруг, на этот раз, разыскивая нечто другое.

— Что опять? — спокойно спросил Кимао, разминая свое онемевшее плечо.

— Костюм! Где он?

— Какой костюм? — приподнял брови зрячий.

— Мой костюм! Из меркапзана!

— Ты бредишь! У тебя есть костюм из меркапзана?!

— Кимао!!! — сорвалась на крик Данфейт. — Где мой костюм?! Где он?!

Кимао, продолжая спокойно одеваться, пожал плечами. Данфейт направилась к его рюкзаку и, убедившись, что костюма в нем нет, снова повернулась к зрячему.

— Куда ты его дел, Кимао Кейти!!!

— Он тебе нужен? Я полагал, что мой подарок показался тебе чем-то вроде бесполезного сувенира, который и выкинуть жалко, и на полку ставить не хочется.

— Верни мне мой костюм! Он — мой! Ты его уже подарил, так что…

— Что?! — воскликнул Кимао, разводя свои руки по сторонам. — Что?!

Данфейт посмотрела на него и, почему-то, усмехнулась.

— Как ребенок, честное слово…

Матриати подошла к зрячему и, заглядывая ему в глаза, прижалась к его губам. Ее руки оплели его спину и притянули к себе, принуждая немного согнуться.

— Верни мне мой костюм… — прошептала Дани, прерывая поцелуй и вновь возвращаясь к его губам.

— Плохо просишь… — усмехнулся Кимао, обнимая ее и подтаскивая за бедра вверх.

Данфейт отстранилась от его рта и повернула голову к уху, проводя по нему языком.

— А как ты хочешь, чтобы я попросила?

Кимао напрягся и отпустил ее, отворачиваясь.

— В чем дело? — не поняла Данфейт.

— Йори зовет нас. Что-то случилось.

— Что случилось?

— Костюм на теми кустами, — ответил Кимао и указал рукой в заросли по правую сторону от нее. — Забирай и возвращаемся в дом.

— Что случилось, Кимао! — медленно и громко повторила она.

— Взорвался девятнадцатый сектор Деревы. Нам велено вернуться в Академию немедленно.

— Юга…

— Пойдем, времени нет.

Данфейт бросилась к кустам и, достав из них свой блестящий костюм, прижала его к груди.

— Никогда не думала, что все начнется именно так…

— Я люблю тебя, Данфейт, — вдруг ответил Кимао.

Данфейт повернулась к нему и, глядя в черные, как сама бездна глаза, просто произнесла:

— И я люблю тебя, Кимао.

* * *

Они расстались у самого дома. Данфейт не захотела заходить внутрь и, оставив его одного, направилась в свою пристройку. В холле Кимао встретило две пары глаз: мистера Белови и Айрин. Мужчина был не столько напуган, сколько зол. Прочитав его мысли, зрячий тут же понял, в чем и дело и, не говоря ни слова, отправился в сторону кабинета мистера Белови.

— Распахнув дверь, он вошел внутрь, дожидаясь, когда сам хозяин дома соизволит пройти туда же.

— Айрин может идти собираться, — отчеканил Кимао, глядя, как подруга бегает глазами от отца к нему.

Мистер Белови обернулся к старшей дочери и, кивком головы, дал понять, что она — свободна.

Кимао присел на подлокотник одного из кресел, стоящих у окна, и посмотрел на пожилого мужчину, трясущейся рукой наливающего себе спиртное в бокал.

— Айрин рассказала мне о Вашем с ней романе. Честно говоря, я был не столько удивлен поведением Данфейт, сколько Вашей глупостью, господин Кейти. Пять лет отношений Вы перечеркнули ради сомнительной интрижки с девушкой, смысл жизни которой — соперничество с собственной сестрой. Это по-настоящему глупо.