Проклятый меч - Филип Гуден

Бартоломью грустно кивнул.

— Ты можешь рассказать епископу всю эту историю и попросить его поговорить с шерифом. Он не слишком расторопен, и ему понадобится несколько недель, чтобы составить соответствующее распоряжение. А к тому времени…

— Это хитроумное решение, Мэтт. Пожалуй, так я и сделаю.

Бартоломью спрыгнул с лошади.

— Пойду узнаю, почему так задержалась Джоан. Если мы не уедем сейчас, придется ехать в темноте, а это крайне неразумно, учитывая, что в твоей сумке лежит серебряная чаша. Было бы печально потерять ее после всего того, что нам пришлось пережить.

Он вошел в дом и обомлел, глядя на отполированный Хогом пол. Посреди комнаты лежала Джоан, а над ней возвышался Эскил с мечом Лимбери в обеих руках. Увидев вошедшего лекаря, Эскил швырнул клинок в домашний очаг. Меч ударился рукоятью о камень, резные собачьи головы на крестовине отлетели в сторону и покатились под скамью. И в сознании Бартоломью мелькнула мысль, как же теперь Уильям починит этот меч.

— Что вы делаете? — удивился он. — Где Роуз?

— Ушла на кухню, чтобы найти какую-нибудь тряпку и перевязать рану, — тихо сказал Эскил. — А Доул отправился за своей Библией.

Бартоломью осторожно приблизился к лежавшей на полу хозяйке дома. Джоан еще дышала, но жизнь уже покидала ее. Он услышал позади себя осторожные шаги Майкла.

— Я просила сэра Элиаса жениться на мне, — тихо прошептала Джоан, когда лекарь наклонился над ней. — Филипп оставил мне не так много денег, а мне нужен муж. Но я не хотела делать из этого тайну.

Бартоломью взял женщину за руку и увидел на рукаве кровь. Но это были уже давно засохшие пятна.

— Вы убили Уильяма? — спросил он и даже оторопел от такой догадки. — Я с самого начала говорил, что он боролся с убийцей и на одежде преступника должны сохраниться следы его крови.

Джоан стала тихо плакать.

— Я убила его за то, что он убил Филиппа. Вы с монахом не раз говорили, что у него были для этого веские причины. Но потом вы пришли к выводу, что это сделали Полин и Джеймс. И я сказала Элиасу о своей трагической ошибке…

— Вы сказали ему, что убили человека, которого он любил больше всего на свете, — прошептал Бартоломью. — И он не смог совладать с собой.

Но Джоан была уже мертва. Позади послышались тихие шаги, и в комнату вошла Роуз с кувшином воды и стопкой тряпок.

— Слишком поздно, — развел руками Бартоломью.

— Это не для нее, — сказала Роуз дрогнувшим голосом. — Это для сэра Элиаса. Ударив Джоан мечом, он имел неосторожность повернуться к ней спиной, и в это время она вонзила ему в спину маленький нож, который всегда носила на поясе. Солдат должен был знать об этом.

В этот момент Эскил рухнул на пол, и Бартоломью увидел большое пятно крови на его кожаной куртке.

— Я хочу сейчас только одного, — с трудом произнес рыцарь, отстраняя лекаря, пытавшегося осмотреть рану. — Я хочу жениться на сестре Роуз.

Бартоломью удивленно уставился на него, а Роуз чуть не упала от неожиданности.

— Почему?

— Потому что это единственный способ отомстить женщине, убившей моего лучшего друга, — прохрипел Эскил. — А вот и Доул! Он привел с собой Хога и приорессу Кристиану. Они будут свидетелями обряда.

Эскил слабо улыбнулся. Бартоломью увидел на его зубах кровь и понял, что рана очень серьезна и вряд ли он способен как-то помочь.

— Вы не имеете права делать это, — сказал Майкл, когда Доул стал быстро облачаться в ризу священника. — Эта церемония основана на лжи и обмане.

— Я дам Роуз пристанище, а ее ребенку — законное имя, — тихо возразил Эскил. — Джоан умерла бездетной, а в последнем завещании Лимбери указано, что при этих обстоятельствах я наследую всю ее собственность. В моем завещании, которое Доул уже составил от моего имени, говорится, что я оставлю все это моей жене. С вашего благословения Роуз будет и впредь арендовать это поместье у Майклхауза, а Хог останется ее бейлифом. Где же тут ложь и обман?

Майкл проигнорировал его вопрос.

— Вы не можете венчаться здесь — этот дом не церковь.

— Позже я попрошу у епископа специальное разрешение на этот брак, — ответил Доул. — Думаю, он не откажется удовлетворить последнее желание умирающего. А вы добрый человек, брат, и не посмеете остановить нас.

— Живее, Доул, — прошептал Эскил слабеющим голосом. — У меня уже темнеет в глазах.

Капеллан торопливо начал церемонию бракосочетания, искоса поглядывая на Эскила, дыхание которого становилось все чаще. По всему было видно, что кровь заполняет легкие. Когда все закончилось, Роуз громко заплакала и поцеловала его холодную руку.

— А сейчас я отпущу тебе все грехи, — добавил Доул осипшим от волнения голосом. — Но клянусь перед Богом, сожалею, что это случилось.

— Это я убил Куртене после битвы при Пуатье, — едва слышно выдохнул Эскил. — И сделал это не из желания завладеть его мечом, а потому что этот меч превратил его в труса. Я не хотел, чтобы он попал в руки Лимбери или достался по жребию кому-нибудь из нашей четверки. Я собирался бросить его в реку, но не успел…

— Ты не успел, потому что я предложил осмотреть вещи Куртене, когда мы обнаружили его тело, — с горечью сказал Доул. — Мне казалось, что доспехи и кошелек хоть как-то утешат членов его семьи и помогут им легче перенести это несчастье. Но Лимбери все-таки нашел этот меч и заявил, что семье покойника не понадобится такое замечательное оружие. Он так и не убедил нас, что поступает правильно. Мы совершили постыдную вещь.

— Лимбери и Уильям были убиты ударом в спину, — прошептал Эскил на последнем издыхании. — А сейчас этот клинок заставил рыцаря убить женщину. Это поистине проклятый меч.

Ребенок Роуз родился в ненастную январскую ночь. Приоресса Кристиана все время сидела рядом с ней, Хог стоял неподалеку, готовый в любую минуту броситься за помощью к повитухе, если роды пойдут не так, как надо, а Доул шептал слова молитвы. Позже, когда ребенок подрос, Хог не без удовольствия отмечал, что он похож на него.

Бейлиф был весьма доволен своей жизнью, хотя и горевал из-за смерти Джеймса, покинувшего его во сне сразу после сбора урожая. Роуз никогда не вмешивалась в управление поместьем, а поскольку Майклхауз регулярно и в полной мере получал причитающуюся ему ренту, то и собственники земли предпочитали не вмешиваться в его дела. Жители деревни тоже были счастливы, наконец-то избавившись от страха перед ненавистными французами, и радостно приветствовали всех странников, которым доводилось проезжать по их земле.

Кристиана получила от мадам Полин много писем. Старая монахиня умоляла разрешить ей вернуться обратно в приорат, поскольку на новом месте постоянно голодала и мерзла. Но Кристиана не умела читать, а ее новый секретарь капеллан Доул всегда говорил, что старая монахиня довольна своей жизнью в монастыре Четтерис.