Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони

Конец дня прошел для Марианны, по-прежнему запертой в ее убежище и не увидевшей ни единой живой души, перед двойным окном. Открывавшийся из него вид был очень своеобразным: поле руин и пепла, где каждый предмет казался сделанным из серебра. Стволы колонн и куски стен выступали из тончайшей пыли, соединявшей все оттенки серебристо-серого цвета. Все это находилось на обширном плато, с одной стороны которого раскинулось большое сельскохозяйственное угодье, где на широких уступах рос виноград, укрытый скособоченными ветрами смоковницами и посеребренный вездесущей пылью. С другой стороны плато, похоже, обрывалось в море за старой каменной мельницей с разбитыми крыльями.

Иногда вдалеке, на фоне белого дома, возникал скучный силуэт осла, такого же серого, как все окружающее. Это был угнетающий пейзаж, вряд ли способный поднять дух у женщины, с полным правом считающей себя пленницей, и ничуть не очаровавший Марианну, которая вздрогнула, когда сзади прозвучал спокойный голос Сафо.

– Если ты хочешь присоединиться к нам, – сказал этот голос, – приближается час, когда мы должны идти прощаться с солнцем. Оденься!

Она протянула тунику, похожую на те, что Марианна видела на других девушках, сандалии и ленты, чтобы подвязать волосы.

– Я хочу помыться, – сказала Марианна. – Я никогда не ощущала себя такой грязной.

– Правильно! Подожди, я принесу воду…

Вскоре она вернулась с полным ведром, которое поставила на выщербленный пол. Другой рукой она протянула кусок мыла и полотенце.

– Я не могу дать тебе больше, – тоном сожаления сказала она. – Вода – самое ценное здесь, и мы рассчитываем только на дожди, чтобы наполнить наши водоемы, а когда наступает лето, уровень в них быстро понижается.

– Тогда местные люди страдают?

Быстрая улыбка придала очарование строгому лицу Сафо.

– Меньше, чем ты думаешь. Они не особенно любят мыться, а для утоления жажды у нас есть в изобилии вино. Никому здесь и в голову не придет пить воду. Поторопись. Я подожду тебя снаружи. Кстати, ты говоришь только на родном языке?

– Нет. Я говорю также на немецком, английском, итальянском, испанском и когда-то изучала древнегреческий.

Сафо сделала гримасу. Видимо, ее больше удовлетворило бы знание современных греческих диалектов. После короткой паузы она решила:

– Лучше всего, если бы тебя поменьше слышали, но если возникнет необходимость, пользуйся итальянским. Эти острова долго были венецианскими, и этот язык еще понимают здесь. И не забудь говорить всем «ты». Дипломатические тонкости не в ходу у нас.

Марианна стремительно принялась за туалет и сотворила чудо с тем небольшим количеством воды, которое ей предоставили. Ей удалось даже вымыть волосы, кое-как заплести и обвить вокруг головы. Самочувствие ее после этого стало превосходным. Солнечные ожоги на лице, шее и руках успокоились благодаря маслу рыбака, и, когда она надела плиссированную тунику, она почувствовала себя почти такой же свежей, как при выходе из своей парижской ванны. Толкнув наконец грубую деревянную дверь, закрывавшую ее временное обиталище, она увидела Сафо, сидевшую в ожидании у колодца. Она держала в руке лиру, а девушки, которых Марианна видела утром, окружили ее, уже готовые к выступлению.

При виде новоприбывшей Сафо встала и рукой указала ей место между двумя девушками, которые даже не взглянули на нее. Затем белая вереница направилась к краю плато, открывшемуся перед Марианной во всей своей протяженности.

Покатое к востоку, покрытое виноградниками и грядками томатов, оно довольно плавно спускалось к морю, но с западной стороны переходило в возвышение, увенчанное широким массивным белым строением, которое из-за отсутствия колокольни легко могло сойти за крепость и за которым собиралось исчезнуть солнце. Что касается места, где Марианна провела день, это действительно оказалась небольшая полуразрушенная часовня, на желтой крыше которой торчали, словно громоотвод, остатки древнего креста. Рядом, за водоемом, виднелись обвалившиеся портики венецианской виллы.

По-прежнему распевая какой-то древний гимн, процессия подошла к возвышавшемуся над синеющим пространством моря месту. Серую пыль здесь сменила застывшая лава, которая образовала черную груду, напоминавшую формой трон. Сафо величественным шагом взошла на него, обеими руками прижимая лиру к груди, в то время как девушки опустились на колени вокруг нее. Все повернулись к заходящему солнцу, стараясь изобразить выражение экстаза, который запечатлелся на лице их жрицы и который Марианна нашла бы довольно смешным, если бы не поняла, что это только спектакль и что дело в другом, в чем-то гораздо более серьезном и достойном уважения, скрытом под постоянным маскарадом, вынужденно разыгрываемым этими женщинами.

«Меня считают безумной», – сказала Сафо, и действительно, она поступала так, чтобы убедить в этом всех. После минутной сосредоточенности она взяла несколько аккордов на лире и сильным голосом запела что-то вроде литании солнцу, ритм которой был не без достоинств, но показавшейся Марианне слишком скучной и длинной, чтобы попытаться вникнуть в ее смысл.

Затем несколько девушек встали и начали танцевать. Это был танец медленный и чопорный, но вместе с тем удивительно яркий. Он словно приносил в жертву угасающему солнцу крепкие юные тела, обрисовывающиеся складками полотна во время танца…

Вскоре этот удивительный концерт привел к не менее удивительным последствиям. На крутой тропинке, ведущей к белой крепости, появились три черные фигуры, которые гневно кричали, грозя кулаками танцующим. Марианна поняла, что то, что она считала крепостью, было монастырем, и хореографические упражнения пришлись не по вкусу обитавшим в нем священнослужителям. Вспомнив, какое отвращение проявил к ней поп в лодке Йоргоса, она не особенно удивилась, но все-таки встревожилась, когда эта троица неистово принялась швырять в них камнями. К счастью, они находились довольно далеко и их броски не достигали цели.

Впрочем, ни Сафо, ни ее ансамбль это ничуть не тронуло. Они не смутились, даже когда один из монахов подбежал к двум турецким солдатам, двум янычарам в фетровых фесках и красных сапогах, проходившим по дороге, и исступленными жестами стал показывать в сторону женщин. Турки едва повернули головы, скучающе взглянули на танцующих, пожали плечами и, оттолкнув монаха, пошли дальше.

К тому же Сафо закончила пение. Солнце исчезло за гребнем. Быстро наступала ночь. В молчании девушки собрались и в том же порядке направились к старой вилле следом за их жрицей и флейтистками, которые с еще более вдохновенным видом шли впереди.

Находясь в середине процессии, Марианна тщетно пыталась найти ответы на терзавшие ее любопытство вопросы. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила брошенный на тропинке пучок веток мастикового дерева, налетела на него, споткнулась и наверняка упала бы, но шагавшая рядом девушка удержала ее сильной рукой. Настолько сильной, что молодая женщина с большим вниманием посмотрела на нее. Это было создание худощавое и стройное, с тонкими, но энергичными чертами лица под шапкой собранных в шиньон черных локонов. Как и большинство ее подруг, она была высока и крепко сложена, но не лишена грации. Девушка слегка улыбнулась, когда ее темные глаза встретились с глазами Марианны, затем она отпустила ее и спокойно пошла дальше, словно ничего не произошло. Но новый вопросительный знак добавился к тем, которые уже беспокоили спасенную: Сафо тренировала этих девушек так же сурово, как делали некогда в Лакедемонии, – тело той, что поддержала ее, было твердым, как мрамор.