Путешествие Черного Жака - Андрей Егоров

Роберт Шекли. «Битва»

Когда я поднялся на последний холм, то увидел, что до цивилизованных мест рукой подать. На душе у меня сразу стало много легче: скоро я окажусь в спокойном месте. Правда, цивилизация уже успела меня порядком разочаровать — распределитель инквизиции, рудники Катара, отсекающие ступни короли Гумбольты из мелких государствий, но город — это все же лучше, чем беготня от драконов, если они вбили себе в голову, что ты именно тот, кто украдет их богатство… Заветный кошель с драгоценностью, кольцами и монеткой уютно висел у меня на поясе, так что мое появление не останется незамеченным. Нет… Теперь уже не будет так, как в Катаре, куда я пришел без копейки — все будет совсем иначе… Капитал я, несомненно, пущу в дело, открою таверну или что-нибудь вроде этого, возьму на работу двух — трех приятных на ощупь девочек, которые будут разносить посетителям напитки и не сильно станут протестовать, если какому-нибудь пьянчужке вдруг придет на ум ущипнуть их за упругую попку. Сам же я буду в бархатном халате покуривать вишневую трубку, наслаждаться отменным табачком и прохаживаться по заведению, время от времени отхлебывая светлый легкий эль из глиняной кружки… Размечтавшись, я едва не свалился в глубокий овраг. Аккуратно миновав опасную местность, я продолжил свой спуск по более безопасному маршруту…

Первые же впечатления о городе, к которому я приближался, у меня сложились самые прискорбные. На городских стенах повсюду были расставлены машины, использующие зажигательные снаряды, стояли котлы, наполненные смолой — под ними уже разводили костры, — прямо на стене были достроены смотровые башни, на которых дежурили дозорные, всюду сновали вооруженные до зубов воины в доспехах, а на улицах — я смог разглядеть это, как только оказался внутри, — царило нездоровое оживление, какое бывает перед войной или во время революции.

— Эй ты! — орал здоровенный детина в золотистом рогатом шлеме. — Да, ты, иди-ка сюда, ты что там прохлаждаешься?

— Я прохлаждаюсь? — откликнулся со стены мастеровой, сжимавший в руках молоток. — Да я тут в поте лица тружусь, не видишь, что ли, укрепляю конструкцию…

— Да? — Детина ткнул в него пальцем. — А что там делает бутылка?

— Бутылка, — мастеровой ухмыльнулся, — она помогает мне работать…

— А ну-ка тащи ее вниз, она поможет мне руководить твоей работой!

Мимо меня промчался отряд с пиками, вооруженные до зубов воины едва не сшибли меня с ног. Я направился дальше, озираясь кругом, и вскоре уперся в большой деревянный помост, на котором сидел писарь в дешевом засаленном сюртуке и, макая облезлое перо в чернильницу, что-то оживленно записывал.

— Запись в ополчение! — орал с того же помоста крепкий воин в металлической кирасе. — Кто не записался, тот на подозрении… Ты…

— Я? — Я замер, несколько ошарашенный тем, что не успел еще толком осмотреться в этом городе, как сразу же оказался в водовороте событий.

— Да ты, ты тоже на подозрении…

Толпа отшатнулась от меня, и я почувствовал себя очень одиноко, настолько, что даже не заметил парочку сорванцов, которые вдруг бросились наутек и мгновенно растворились в толпе. Только тогда я ощутил, что мой пояс стал намного легче.

— А-а-а, — закричал я, — сволочи, воры… лови их…

Я попробовал прыгнуть в толпу, но меня вытолкнули назад, после чего два воина подхватили меня и поставили рядом с крепким крикуном в кирасе. Тем временем маленькие негодяи уносили с собой драгоценности, которые я добыл с необычайным трудом, едва не лишившись жизни. Моя таверна развалилась на глазах, столб пыли поднялся к небу, красотки в передниках сделали мне ручкой и медленно померкли, мой халат истлел и осыпался, табак приобрел вкус терпкий и неприятный, и я, воздев глаза, увидел бегущие по небу серые грозовые облака.

— Так, — солдат ухватил меня за плечо и вывел из состояния шока, — имя!!!

— Что? — Я все еще пребывал далеко, мои иллюзорные мечты рассеивались медленно, словно утренний туман над рекой.

— Я два раза не повторяю, но ради короны, так и быть, скажу тебе опять — имя! — Он проорал все это на одном дыхании, буквально оглушив меня.

— Жак.

— Это все? Полное твое имя?

Я пожал плечами:

— Кажется, да.

— Запиши его. — Солдат подтолкнул меня к писарю и отвернулся, выискивая в толпе следующую жертву. — Ты, эй ты!!! Ты на подозрении!!! — проорал он через мгновение.

— Ты принят в армию Виллгарда, — пискнул писарь.

В тот же момент пара молодчиков вспрыгнули на помост и, подхватив меня под руки, стащили вниз.

— Поздравляю тебя, солдат, — гаркнул крепыш в кирасе, — надеюсь, ты достойно послужишь короне…

— Эй, я не могу служить короне, — попробовал я решительно протестовать, — я вообще каторжник, меня нельзя допускать к оружию.

Но меня не услышали, а поволокли между домами к площади, где уже собралась большая толпа таких же несчастных, как и я, неожиданно для себя зачисленных на военную службу Виллгарда. На лицах многих читалось отчаяние, остальные были либо безнадежно пьяны, либо безумны. Один из безумцев — бросались в глаза длинные патлы, беспорядочно висевшие вдоль длинного худого лица, и грязная борода с застрявшими в ней крошками хлеба — посмотрел на меня и вдруг расхохотался:

— Ты?!

Я пригляделся к нему, стараясь вспомнить, кто это.

— Перен. — Он ткнул себя в грудь. — Давай… болотные дрофы…

— Черт возьми…

Теперь я действительно узнал его. Это было довольно сложно, потому что Перен изменился до неузнаваемости. Прежде всего, он похудел фунтов на сто, к тому же оброс. Наверное, ему пришлось несладко. Но как он здесь оказался? Я ведь оставил его в избушке людоеда.

— Как ты тут очутился?

— Долгая история. После того как ты исчез, я заблудился в лесу, потом меня подобрал караван, направлявшийся в сторону Катара, но по пути нас ограбили луноликие стервятники, меня пощадили, поскольку решили, что я тронулся рассудком, я был с ними некоторое время, пока мы с отрядом не отправились на поиски города мечты… В общем, дальше рассказывать долго и муторно… Некоторое время я нищенствовал в Виллгарде — здесь было хорошо с подаянием, пока не началась эта военная кампания…

— Да уж… Я тоже не терял времени даром…

Я совсем уже было собрался поведать болотному извращенцу о путешествии и подвигах, которые мне довелось совершить, как вдруг все словно по команде повернулись куда-то в сторону. Я обернулся и увидел, что на широченном жеребце-тяжеловозе, всадив ему в бока острые шпоры, на площадь выезжает крупный седоволосый воин. Он спрыгнул на мостовую и громогласно выкрикнул:

— Солдаты Виллгарда, я ваш командир — Слаун Торн.

Проорав свое имя так, чтобы его было хорошо слышно всем, даже глухонемым от рождения, Торн на некоторое время замолчал. Он ожидал, не раздастся ли рев приветствия в его честь. Не дождался и принялся расхаживать перед собравшимся на площади сбродом, как он наверняка называл нас про себя.