Андрей Рублев - Павел Северный

– Сон приснился.

– Ненастье на воле, вот и одолевают сновидения. Сам плохо спал. Чего привиделось?

Андрей не ответил, потому как увиденные во сне ангелы все еще стояли перед глазами.

– Чего привиделось-то?

– Ангелы.

– Поди, думал про них. Неволишь себя раздумьями об иконах.

– Ничего не думал про ангелов. Вдругорядь их во сне вижу.

– Чего мудреного? Мало ли их переписал.

– Голубыми приснились.

– И этому дивиться нечего. Чать, голубец – твой любимый цвет.

– Сам пошто не спишь?

– Бормотал ты со сна, вот и пробудился. Скоро станут благовестить.

Андрей подошел к двери и распахнул ее.

– С полуночи без устали льет. Должно, весь день не уймется.

– Весна, Даниилушка. Поди, опять где писать станем. По кисти рука соскучилась. Охота свои замыслы на стены переносить.

– Скольких ангелов видел?

– Трех. Стоят в ряд, и средний повыше остальных.

– Может, Троица привиделась? Помню, как-то говорил о ней, еще когда преподобный Сергий живым был. Писать сбирался.

– Первый раз тоже голубыми привиделись. Только тогда навстречу мне шли. Я посторонился. Прошли, а меня холодком обдало.

На монастырской звоннице колокол подал певучий голос.

А дождь все шел и шел. Тучи нависали низко.

После полудня Андрей в келье наносил на доске заказанной иконы контуры лика Богородицы и Младенца. Работать мешали мысли о приснившихся голубых ангелах. Отложив работу, Андрей, задумавшись, старался понять, отчего ему опять приснились ангелы. Утреннее упоминание Даниилом о Святой Троице помогло Андрею вспомнить, что несколько лет назад он действительно задумал написать икону Троицы с надеждой подарить ее Сергию Радонежскому, но замысел осуществить не смог, а по какой причине, теперь не помнил.

От сильного рывка дверь кельи распахнулась, и на пороге появился княжеский дружинник. Безразлично оглядев Андрея, он спросил:

– Ты, что ли, будешь Рублевым?

– Я.

– Стою перед тобой по слову великого князя. Зван ты в его хоромы. Посему оболокись, да попроворней.

– За какой надобностью зван?

– Не любопытствуй. О сем ничего не ведаю. Велено привести тебя с почетом. Пароконный возок у ворот.

Поглядев недовольно на потрепанный подрясник Андрея, посланец напомнил:

– Оболокись в справную одежу. В княжеских хоромах будешь на глазах. Поторопись…

Приехав с молчаливым кметом в Кремль, к воротам княжеских хором, Андрей вылез из возка и в сопровождении дружинника вошел во двор, заполненный боярами, купцами и кметами. Следуя за кметом, молчаливо расталкивавшим на ходу мешавших людей, Андрей подошел к крыльцу. Стоявшая на нем девушка в голубом сарафане, окликнув гостя, сказала приветливо:

– Сделай милость, шагай за мной.

Войдя за ней в сени, Андрей, поднимаясь по крутой лестнице под коврами следом за девушкой, спросил:

– Может, скажешь, куда ведешь?

– Да к самой матушке, вдовой княгине. У нас седни всякие гости. Оба сына из Можайска да из Звенигорода негаданно накатили. Суета из-за этого несусветная.

– Никак, знаешь меня?

– А то нет?! Чать, не раз видела в соборе, когда иконы писал. По лику у нас в хоромах тебя знают.

Когда по узкому коридору дошли до двери, изукрашенной искусной резьбой, девушка, улыбнувшись, сказала:

– Погодь малость. Испрошу дозволения.

Приотворив дверь, девушка вошла в покои княгини, а Андрей тотчас почувствовал учащенное сердцебиение; его холодила оторопь перед предстоящей встречей. Но тут в дверях появилась девушка, с поклоном пригласила следовать за ней.

Андрей очутился в просторной горнице, где сильно пахло мятой и еще какими-то душистыми травами. В красном углу, возле киота с образами, стояла его икона Христа. Андрей, трижды осенив себя крестом, обернувшись, увидел в кресле обложенную подушками княгиню. Андрей даже вздрогнул, увидев, как за несколько лет она одряхлела. Отвесив поясной поклон, он остановился, а княгиня приветливо поманила его к себе рукой.

– Вот и сызнова свиделись. Подойди ближе, охота поглядеть на тебя. Всякими хворостями обзавелась, а осередь них на глаза ослабла. А главное – головой маюсь. Без устали болит.

Княгиня, щурясь, осматривала Андрея.

– Да и ты, как погляжу, метельный снежок на голове носишь. Но все равно я старее тебя. Поди, тоже недужишь? Житейская тропа любого умает. Пишешь образа?

– Пишу, матушка княгиня.

– На то тебе и искра Богом дана. Христос, тобою писанный, всем запоминается, кто на него хоть разок глянет. Сама перед ним каждодневно молюсь, тебя вспоминая. Осчастливил своим сотворением мою старость. Осчастливил.

Замолчав, княгиня прикрыла глаза, а открыв их и вновь увидев стоящего возле нее Андрея, спросила:

– Стоишь? Да ты что? Садись! Подвигай любой столец и садись.

Андрей сел.

– Как игумен Александр здравствует? Князь Василий нахваливал роспись нового храма. Все собиралась сама его повидать, но недужность навалилась, да такая настырная, что иной день головой пошевелить не могу. А мне с хворостью дружить нельзя. У меня дети, внуки, и всем надобно доброе слово ко времени сказать.

Слушая тихий говор княгини, Андрей внимательно осматривал горницу, удивляясь простоте ее убранства. Бревенчатые стены по цвету как пчелиный воск. На лавках покрывала из голубого аксамита. Стол под домотканой скатертью. На полу бело-синие половики.

Заметив интерес Андрея к убранству горницы, княгиня, улыбнувшись, сказала:

– Ковры мне не любы. Чужие в них краски. Мои глазоньки с ребячества приобыкли к половикам. Веселость в их простом узоре. В родительском доме по воле батюшки показного богатства не было. Овдовев, и я стала жить по укладу родительского дома. Спалил мой родительский дом Олег, князь рязанский, царство ему небесное. Спалил, когда ненависть в душе носил к покойному Митеньке.

Княгиня, упомянув о муже, перекрестилась.

– Понадобился ты мне, Андрей. Решила память о себе оставить и, пока жива, монастырь женский обустроить. Место для него в Московском княжестве давно выглядела. Лесное место и совсем под боком у града Москвы. Слушаешь меня?

– Со вниманием, матушка.

– Храм ставят в новом монастыре. Ладят кельи. Тебе велю храм лепостью украсить. Чтоб была не хуже, чем у Благовещения. Только тебе доверяю сотворение в нем росписи и всех икон. Мыслю, не откажешь выполнить мое пожелание.

– Выполню, матушка.

– Сотвори лепость в храме, я буду за тебя Богу молиться. Все тебе земно кланяются за сотворенные иконы праздников в иконостасе собора. Князь Василий, кажись, не обошел тебя одарением. И у меня такое одарение для тебя водится. Вот возьми от меня нательный крест из золота. Согревай его теплом своей живой крови. Носи в память обо мне. Зачинай исподволь думать, как украсить храм в новой женской обители, игуменьей в коей будет матушка Ариадна.