До конца времен - Даниэла Стил

– А в отеле не… Там мне будет спокойно? – спросила Лиллибет, в очередной раз удивив его своей почти детской наивностью и неосведомленностью в реалиях большого мира.

– Разумеется, – заверил ее Роберт. – Ведь это будет очень хороший отель. Днем вы с Мэри будете работать в издательстве, а вечером я смогу показывать вам Нью-Йорк.

Он и сам обрадовался найденному решению, к тому же его не на шутку взволновала перспектива провести с Лили несколько лишних часов. Правда, сначала ей предстояло пережить отцовскую ярость и шквал угроз, которые он, несомненно, обрушит на нее, когда узнает, что дочь все-таки едет в Нью-Йорк, но она, похоже, считала, что дело того стоит.

– Так когда вы сможете приехать? – уточнил Роберт.

– Пока не знаю. Может быть, уже на этой неделе, а может, на следующей. – Лили в этот момент тоже думала об отце – о том, что он скажет или даже сделает, когда узнает, что она не только не отказалась от публикации книги, но и отправляется в Нью-Йорк, чтобы окончательно подготовить ее к изданию. Реакция Генрика могла оказаться очень бурной, но лгать Лили все равно не собиралась. «Неправдой весь свет пройдешь, да назад не вернешься» – так учила ее мать, и она запомнила эти слова на всю жизнь.

– Постарайтесь все-таки приехать пораньше, – попросил Роберт. – Если бы вы только видели Мэри… Когда смотришь на нее, кажется, будто она может родить в любую минуту! – Он и в самом деле еще никогда не встречал женщин, чья беременность выглядела бы столь устрашающе.

– Наверное, моя мама выглядела так же, когда носила Марка и Иосию, – спокойно ответила Лили. Как и она сама, Ревекка была хрупкой, миниатюрной женщиной, но накануне рождения близнецов выглядела страшновато – до такой степени ее разнесло. – Ладно, сегодня у нас вторник… Как насчет пятницы? И еще – скажите сразу, сколько примерно дней я буду вам нужна?

«Много. Всегда», – чуть не сказал Роберт, но не осмелился. Он, разумеется, хотел просто пошутить, но в этой фразе было бы слишком мало шутки, и ему казалось, что Лили сразу все поймет, а Роберту не хотелось смешивать вопросы бизнеса с чувствами, природу которых он сам не понимал до конца и не мог бы объяснить ей. Нет, лучше подождать, когда работа над книгой останется позади, решил он. Тогда мы уже не будем настолько зависеть друг от друга и сможем хладнокровно судить о том, что каждый из нас думает и чувствует.

Тут ему пришло в голову, что судить о чувствах хладнокровно не может ни один человек. Это был такой же парадокс, как «горячий лед» или «ледяное тепло», и Роберт поспешил выбросить его из головы.

– Давайте так: рассчитывайте на неделю, а если управимся раньше, я сразу отвезу вас в Ланкастер. Впрочем, с возвращением вы можете не спешить – по-моему, вам не помешает небольшой отдых. Как вам такой план?..

Никакой план не мог бы избавить ее от отцовского гнева, который непременно обрушится на нее, как только Генрик узнает, куда и зачем она едет. Для него не имело принципиального значения, пробудет ли она в Нью-Йорке пять дней или неделю: ему достаточно было того, что дочь вообще намерена туда отправиться. Лиллибет хорошо помнила старые пословицы: «семь бед – один ответ» и «двум смертям не бывать, одной не миновать», и все же ей не хотелось перегибать палку и доводить старика до крайности. Она по-прежнему не верила, что Генрик станет добиваться ее отлучения от церкви и изгнания из общины, – для этого он ее слишком любил. И все же…

– Что ж, пусть будет так, – сказала Лиллибет.

– Тогда в пятницу утром я пришлю за вами машину, – пообещал Роберт, чувствуя изрядное облегчение от того, что вопрос наконец решился. Это, впрочем, не ослабило его беспокойства за Лили. – Думаю, сумею объяснить шоферу, как добраться до вашего поселка.

– Нет, – возразила она, – пусть лучше ждет на сыроварне мистера Латтимера. Меня отвезет туда Уилл… или я доберусь пешком. Не надо дразнить гусей… – добавила она тихо, размышляя о том, что подумает ее отец, когда увидит, как его дочь отъезжает от дома в чужом автомобиле. Слава богу, Генрик пока не знал о том, что она уже ездила в машине с Робертом, что ела с ним мороженое, что у нее есть счет в банке… Он пришел бы в ужас, но сама Лили не видела в этом ничего особенного или греховного. Напротив, она до сих пор с тихой радостью думала о том дне, когда впервые увидела Роберта. Это было одно из самых приятных и дорогих ее сердцу воспоминаний.

– Хорошо, – согласился Роберт и добавил уже не как издатель, а как друг: – Надеюсь, отец не будет слишком строг с вами, Лиллибет. А насчет поездки можете не волноваться: обещаю, что стану хорошо о вас заботиться, пока вы будете в Нью-Йорке.

Лили знала, что он сдержит слово, и, поблагодарив, дала отбой. Потом она отправилась искать Джо Латтимера, чтобы сказать спасибо и ему. Джо не только позволил ей воспользоваться своим офисным телефоном, но и деликатно вышел из кабинета, чтобы она могла говорить свободно. С тех пор как Лиллибет отправила в Нью-Йорк свою рукопись, точнее с того дня, когда Роберт Белладжо прислал свой ответ, ее жизнь сильно изменилась и стала очень непростой. Джо от души надеялся, что Лили не совершила ничего предосудительного – ничего такого, что противоречило бы религиозным воззрениям аманитов и их пресловутому «Орднунгу», хотя и знал: в случае чего ее это вряд ли спасет. Сам он мало чем мог помочь Лиллибет, но делал все, что было в его силах, хотя ему вовсе не хотелось, чтобы дело кончилось избеганием. Джо подумывал даже сам поговорить с ее отцом, но слабо надеялся на то, что это принесет какие-то положительные результаты: Генрик Петерсен был человеком суровым и упрямым, к тому же положение церковного дьякона[35]и одного из старост общины обязывало его проявлять особую принципиальность даже по отношению к дочери.

В особенности по отношению к собственной дочери.

Закончив все дела, Лиллибет села в повозку и отправилась домой. Сегодня она снова приехала на сыроварню одна, и, хотя она привезла молоко и забрала готовые сыры, ей было ясно, что как оправдание это вряд ли годится. В конце концов, отец запретил ей здесь бывать, а она не послушалась, значит, как минимум одна причина для недовольства у него уже есть. А если он узнает, что она говорила по телефону с Робертом… Тут, пожалуй, достанется и мистеру Латтимеру, а этого Лили очень хотелось избежать (не хватало еще, чтобы Джо пострадал из-за нее и ее дел). Вот почему она взяла повозку и тронулась в путь только после того, как отец с Уиллом и близнецами ушли на дальний луг – Генрик собирался скирдовать оставшуюся после обмолота пшеницы солому и поэтому взял с собой всех своих младших сыновей.

На обратном пути Лили заехала к Маргарет. Генрик по-прежнему не желал видеть ее в своем доме, и Лили очень по ней скучала. Теперь они встречались только по воскресеньям, после церковной службы, да и то мельком, однако сейчас Лиллибет было просто необходимо с ней поговорить. Прихлебывая мятный чай, который заварила для нее Маргарет, Лиллибет, торопясь и волнуясь, рассказала подруге матери о необходимости съездить в Нью-Йорк, чтобы закончить работу над книгой, так как редакторша из издательства не может приехать к ней в Ланкастер по причине беременности.