Триединый - Генсо-но Ками

Солей прищурился:

— Зо мной пришли еще полтора дезятка бойцов. Зейчаз они зледят за безопазнозтью знаружи.

— Они не помогут, если я прикончу тебя, — сказал Эзерин.

— И чего добьетезь? — пожал плечами толстяк. — Только я могу узтроить взтречу з мазтером.

Они с отцом прожигали друг друга взглядами.

Догадываясь, что сами они не выйдут из патовой ситуации, я решил вмешаться.

— Пап, — позвал я. — Доверься мне. Я справлюсь.

— Это опасно, Виктор, — отец не смотрел на меня: он одновременно контролировал островитян и Солея.

— Парню ничего не грозит, — сказал тот. — Езли бы хотели ваз убить, я бы не пришел.

— Отец?

— Мы пойдем вместе, — упорствовал Эзерин.

— Не выйдет, — покачал крупной головой толстяк. Положив ключи в карман, почесал нос. — Можете озтавить меня в качезтве заложника. Взех наз.

— Зачем вы мне, если те, что на улице, убьют моего сына? Или схватят его?

— Вы удивительно незговорчивы, — вздохнул Солей. — Позволите мне зезть?

Он тяжело прошел к стене, взял стул, похожий на тот, за которым в кино охотились Киса и Остап Бендер. Поставив почти посередине помещения, сел.

— Звяжите меня, — Солей не без труда завел руки за спину. — Звяжите взех, кто езть в этой гозтинице. Перережьте нам глотки, езли з мальчиком что-то произойдет.

Эзерин, хмурясь, глядел на него.

— Заэр Ардиз, я, увы, немолод, но пока не готов умирать. Знаете, отчего я не боюзь? Потому что уверен: з вашим зыном взе будет в порядке.

— Давай сделаем это, отец, — снова подал голос я. — Ты же сейчас сам убедился, что я могу сражаться. Даже если они нападут — я отобьюсь. В крайнем случае, убегу. А после приду к тебе.

— Виктор…

— Папа, мы прибыли сюда не просто так. Это мой единственный шанс на излечение. Если я не увижусь с ловцом духов, мне будет все равно, мертвый я или живой. Пожалуйста, отец, не лишай меня возможности остаться собой.

Лицо Эзерина застыло. Потом он сказал:

— Пусть они все положат оружие. Лягут вот здесь, лицом вниз. С руками на головах.

Солей глянул на Хунапо:

— Ты злышал? Выполняйте.

Островитянин попытался было возразить, но толстяк сказал:

— Это приказ мазтера. — И прибавил: — На те рангатира нуи и вакаау нга меакатоа и хаэре маи аи те тамаити ки а киа маиа.

Хунапо опустил голову. Расжав кисть, бросил свой кривой нож. Сделав несколько шагов вперед, лег на пол и положил руки на голову. Подручные последовали его примеру, и вскоре лобби стало похоже на ночной клуб во время рейда ОМОНа.

Я посмотрел на отца:

— А чем их всех связать?

Солей вздохнул.

— Катаована! — зычно крикнул он.

Из-за стойки осторожно выглянул прятавшийся портье.

— Катаована, принези веревку, — распорядился толстяк.

Работник гостиницы скрылся за дверью, расположенной возле стойки. Вскоре вернулся, протянул Солею моток.

— Отдай гозтю.

Отец подошел, молча забрал веревку у испуганного портье.

— Ложись рядом с ними.

Катаована кинул робкий взгляд на Солея. Тот кивнул. Портье послушно устроился с краю ряда лежавших аборигенов.

— Внимательно следи за Солеем, — прошептал мне на ухо Эзерин.

Сам, отрезая короткие куски веревки, принялся связывать островитянам запястья. Дойдя до конца ряда, двинулся назад, теперь стягивая лодыжки. Последним привязал к стулу Солея.

— Что дальше? — неприязненно поинтересовался он.

— На раззвете ваш зын должен быть на призтани. Не той, куда приходят большие корабли. Рыбацкой. Там пузть зкажет, что хочет порыбачить. Поймать зинего донника. Тогда один из рыбаков, тот, что попрозит за это три уирати, отвезет его к мазтеру… Вы запомнили, молодой человек?

— Да, — ответил я. — Пристань на рассвете, синий донник. Плата — три уи… уриа…

— Уирати.

— А где эта пристань?

— Ваз проводят. Будьте любезны, выгляните наружу и позовите Эремату.

Переглянувшись с отцом, я прошествовал к выходу. Осторожно приоткрыв дверь, не высовываясь, сказал:

— Солей зовет Эремату.

Из темноты бесшумно возник высокий мужчина с коротким копьем. Когда он вошел в гостиницу, по жуткого вида зазубренному наконечнику, я понял, что это не копье, а гарпун. Абориген резко направил его на отца, лишь только увидел связанных соплеменников и примотанного к стулу толстяка.

— Каити! — поспешно воскликнул Солей. — Ме пенеи. Кавеа тетама ки те тауранга.

На светло-коричневой с красноватым оттенком физиономии туземца отразилось удивление, но оружие он опустил.

— Пусть положит копье, — скомандовал Эзерин. — А сам сядет на пол у двери.

— Выполняй, — посмотрел на Эремату Солей.

Островитянин неохотно подчинился.

— Пока идти рано, — непринужденно сказал толстяк. — Быть может, выпьем пива?

— Нет, — коротко ответил Эзерин.

Вытащив из кармана пиджака Солея ключи, он запер входную дверь. Потом перенес все оружие за стойку портье. Притащив стул, сел возле нее. Я последовал его примеру.

В мрачной тишине мы провели часа три с половиной.

— Пора, — подал голос Солей.

— Еще темно, — возразил отец.

— Пока дойдут, начнет зветать.

Эзерин с сомнением взглянул на меня. Его лицо было неподвижным, но я видел, что он переживает.

— Все будет в порядке, папа, — пообещал я.

— Если мой сын живым и невредимым не вернется до заката, — с нажимом сказал Эзерин толстяку, — я убью вас всех. А после выслежу и перебью оставшихся ловцов духов — где бы они ни прятались и сколько бы времени на это ни понадобилось.

— Вы можете попробовать, — кивнул Солей.

Я покачал головой: похоже, этот человек недооценивал Эзерина. Зная упорство отца и его любовь к Виктору, я не сомневался, что он выполнит угрозу или умрет.

— Не беспокойся, папа. Тебе не придется этого делать, — положив руку ему на плечо, пообещал я. Затем, повернувшись к двери, позвал: — Пошли, Каремат, или как там тебя…

* * *

Рыбацкая пристань лишь называлась так. В действительности это была широкая полоса песчаного берега, на которой стояли длинные, узкие пиро́ги с балансирами. В стороне от лодок, возле большого костра сидели рыбаки.

—