О свободе: четыре песни о заботе и принуждении - Мэгги Нельсон

что, если кто-то считает тиранию несправедливой и нежелательной формой правления, их искусство должно быть очищено от всех тиранических элементов (также известных как «ошибка подражающего»).

63

В своей работе «Ключевое эссе: Николь Айзенман, Чаепитие, 2012» Келли Шиндлер пишет: «Некоторые искусствоведы начали формулировать представление о „квир-формализме“ в работах [Николь] Айзенман, Эми Силлман, Хармони Хаммонд, Скотта Бертона и других»; затем Шиндлер прослеживает эту концепцию в книгах Джулии Брайан-Уилсон «Нарисуй картину, теперь пусть она кровоточит» и «Квир-формализмы: Разговор Дженнифер Дойл и Дэвида Гетси» и в книге Уильяма Дж. Симмонса «Заметки о квир-формализме». См. также выставку «История отказа: Черные художники и концептуализм» в Музее Хаммера в 2015 году, выставку куратора Гленна Лигона «Иссиня-Черный», прошедшую в 2017 году в Пулитцеровском фонде искусств и выставку Эдриенн Эдвардс 2016 года «Абстракция черности» в галерее Пейс.

64

Брэдфорд пишет: «Меня завораживает, что движение за гражданские права возникло одновременно с развитием абстракционизма в Америке. О Джексоне Поллоке написали в Life всего за несколько лет до убийства Эммета Тилла в Миссисипи. Поэтому моя работа колеблется между историей абстрактного искусства и социальными проблемами. Я не специалист по последним, но я в них заинтересован. Одной ногой я стараюсь стоять в истории искусства, а другой – на автобусной остановке». Такое пересечение на страницах Life возымело еще более яркие последствия в новостях культуры 2015 года, когда рентгеновский снимок картины Казимира Малевича «Черный квадрат» 1915 года (первой признанной абстрактной картины в истории модернизма и иконы формалистского искусства) обнаружил расистскую шутку, нацарапанную Малевичем в углу холста: Combat de Nègres dans une cave pendant la nuit («Битва негров в пещере ночью»), отсылку к шутке Альфонса Алле, известного французского юмориста того времени. Если кому-то нужны были прямые доказательства того, что разделение между абстракцией / формализмом и беспорядочной «содержательностью» тел и идентичностей всегда были лишь плодом фантазии, рентгеновский снимок их предоставил.

65

В этом вопросе на меня повлияла статья Лизы Гюнтер «„Подобно материнскому телу“».

66

Честно говоря, корреспондентка, хотя и непреднамеренно, сосредоточилась на той самой проблеме, на которую давно указывали Нэнси Фрейзер, Венди Браун и Элизабет Уоррен в своей книге «Ловушка двойного дохода»: если родители работают или как-то иначе участвуют в общественной жизни, то кто, черт возьми, забирает детей из школы? В стране, преданной дефициту социальных услуг, приватизированной семейственности и гендерному разделению труда, которое больше не функционирует в условиях экономики (по крайней мере) двойного дохода, большинство семей вынуждены ежедневно сталкиваться с подобными вопросами, решая их остроумными и порой не самыми адекватными способами. Деньги, очевидно, играют здесь ключевую роль. Фрейзер описывает это так: по большей части «сейчас у нас двойная организация работы в сфере ухода и заботы, в условиях которой те, кто может позволить себе помощь по дому, просто платят за нее, а те, кто не может – изо всех сил заботятся о своих семьях, часто занимаясь оплачиваемой работой по уходу за первой группой, и часто получая за это очень, очень маленькую зарплату, и при этом практически не получая никаких гарантий защиты». COVID-19 выявил и опустошил даже эту прекарную и несправедливую организацию оказания помощи: см. статью Деб Перельман «В экономических условиях COVID-19 у вас может быть либо ребенок, либо работа. Не может быть и того и другого».

67

Интерес к темам материнства и межрасовой эмпатии, вызванный «делом Шутц», был особенно болезненным и поучительным: в портрете Тилла, в выбранном для него названии – «Открытый гроб», – Шутц поместила себя в обстоятельства, схожие с обстоятельствами Мэми Тилл, матери Эммета, которая настояла на том, чтобы Эммет был похоронен в открытом гробу, чтобы «весь мир увидел, что они сделали с [ее] ребенком». Такая установка выглядела еще более тревожной после того, как из-за разразившейся полемики Шутц предложила новую подпись к картине в музее Уитни, где говорилось: «Я не знаю, что значит быть Черной в Америке. Но я знаю, что значит быть матерью». Исключение того, каково это – быть Черной матерью, подчеркивает сложность, если не сказать невозможность, веры в материнство как общую категорию опыта. Секстон развивает этот взгляд, когда пишет: «[Шутц] забывает, что ее межрасовая материнская симпатия к Тиллу-Мобли не смягчает того факта, что она – белая женщина, изобразившая Черного мальчика, убитого, как известно, по инициативе белой женщины. Ее эмпатия неразрывно связана с этой инициативой».

68

См. книгу Мартина Хэгглунда «Эта жизнь: светская вера и духовная свобода», где Хэгглунд (вслед за Марксом) утверждает, что основа более справедливого демократического социалистического общества заключается в установлении разницы между «царством свободы» и «царством необходимости», расширении первого и сокращении потребностей второго. Неудивительно, что современные философы, такие как Берарди или Хэгглунд, прибегают к такому разделению и относят «искусство» к царству свободы. Но поразительно, что Хэгглунд беззаботно поместил туда же и заботу о детях. (Его аргумент состоит в том, что уход за детьми, хотя иногда и обременительный, есть «самоцель» и, следовательно, является, скорее, проявлением «преданности», чем «необходимостью». На что матери всего мира, от призванных на домашнюю службу до тех, у кого нет адекватного доступа к репродуктивным правам, и тех, кто трудятся, потому что в пакте бытовой преданности не существует слова «нет» скажут: «Как-как?» Не удивительно, что на 443 страницах книги Хэгглунд почти ни разу не цитирует женщин-мыслительниц, а в указателе не найти «беременности» или «материнства», хотя есть немалое количество упоминаний «отцовства [родительства]».) Даже если его видение опирается на бинарность нужды и свободы, Хэгглунд признает, что «отказ от общественно необходимого труда не является разумной целью свободной жизни, поскольку сам вопрос о том, где проходит граница между нуждой и свободой, должен оставаться актуальным для любого, кто стремится к свободной жизни». Я считаю, что этот вопрос выигрывает, если рассматривать его вместе с расовой и сексуальной историей, которая формирует самое его основание.

69

Вопрос о том, как именно классифицировать эстетический труд, на протяжении многих лет оставался предметом споров, причем сами художники придерживаются разных взглядов. Некоторые, например, современная группа W.A.G.E. («Работающие художники и всемирная экономика») полностью согласны с представлением о художнике как о «рабочей силе» или «культурном работнике» и требуют компенсации за службу по «превращению мира в более интересное место» (такая точка зрения перекликается со взглядами «Коалиции работников искусства»