Два брата - Александр Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пушкари выбежали на палубу, готовясь отразить нападение; артиллерийский огонь «Вахмейстера» замолк. Но на «Ягудииле» не все люди были отведены от орудий. Заметив, что шведы приготовились к отчаянному отпору, русский капитан изменил свой план действий, отворотил от «Вахмейстера» и выпалил по нему всем лагом, нанеся врагу значительный урон на близком расстоянии. С другой стороны беспрестанно обстреливали шведа артиллеристы с корабля «Рафаил».
«Вахмейстер» после пятичасового пушечного боя получил значительные повреждения. Такелаж его во многих местах был теперь перебит, и некоторыми парусами нельзя было управлять; руль судна также был поврежден, и корабль плохо маневрировал. Значительная часть команды выбыла из строя. Но Врангель еще не терял надежды отбиться от нападающих кораблей. Увидев, что русские отказались от попытки его абордировать, командор вновь послал свою команду вниз – к пушкам. В этот момент сигнальщик с мачты закричал:
– Пять русских кораблей в виду!
– Все кончено! – вздохнул Врангель. – Мы сдаемся…
Когда на мачте шведского корабля поднялся белый флаг, его встретило громовое «ура» с русских судов. Победа была полная – ни одно вражеское судно не ушло от плена.
Гордый успехом, Наум Сенявин подсчитывал трофеи: девяносто восемь пушек стали добычей русского флота; взято триста восемьдесят семь пленных; командор Врангель, десять офицеров, сорок один унтер-офицер и триста тридцать пять солдат и матросов. Около пятидесяти шведов было убито в бою.
Русские потери были совершенно ничтожны: девять раненых; малые потери показывали боевое мастерство русских моряков.
В числе раненых оказался Илья Марков: ему перебило ногу осколком доски, вырванным из борта вражеским ядром.
Илью уволили в отпуск. Лечился он долго, плохо сложенная лекарем кость срослась, но стал Илья хромать, и ему суждено было «ходить с подскоком» до конца дней.
Четкий марш роты был бы испорчен такой походкой правофлангового. Но начальству жаль было увольнять «в чистую» бывалого солдата. Маркова перевели в инвалидную роту.
Командор Врангель был отправлен в Петербург, чтобы царь Петр мог допросить его о положении дел в Швеции.
Сенявин же со своей эскадрой и взятыми судами отправился в Ревельский порт.
Победа при Эзеле была первой победой русского флота в открытом море; до тех пор сражения происходили в теснинах, среди шхер, и больше походили на сухопутные битвы, с той разницей, что под ногами сражавшихся была не твердая земля, а палуба судов. Но при Эзеле молодые русские флотоводцы в своем умении маневрировать превзошли шведов, линейный флот которых существовал уже давно.
Егор Марков вернулся с завода в Петербург с намерением прожить дома недели три-четыре. Но уже через три дня его потянуло обратно. Всевозможные проекты о том, как добиться уплотнения пороховых крупинок, теснились у него в голове, сменяя один другой. Егор почувствовал, что долго в городе ему не выдержать, и начал собираться.
Аграфена взмолилась:
– Пожил бы дома хоть месяц, бессовестный! Вон и брата сколь времени не видал, а ему, гляди, опять на царскую службу идти!
– Да мы, матушка, с Ильей обо всем уже вдосталь наговорились. Он мне и про морскую службу, и про походы свои, и про славный бой при Эзель-острове – все рассказал.
* * *
Егор ехал по грязной кочковатой дороге, а в мыслях неотвязно вертелось все одно и то же:
«Как уплотнить пороховые частички? Как сжать мельчайшие блесточки серы, селитры, угля так, чтобы они слились нераздельно, прочно? Для этого надобно постоянное давление при непрерывном вращении… Вращение и давление…»
И тут Егора осенила мысль, которую он искал так долго.
– Жернова! – радостно воскликнул он.
– Ась? – обернулся ямщик.
– Ничего, ничего, погоняй скорее!.. Жернова, жернова! – повторял Егор. – Как это я раньше не догадался? Так вот тот секрет, который скрывают иноземцы! – Марков радостно рассмеялся. – Понятно, почему они и близко не подпускают к своим мельницам: ведь достаточно понимающему человеку услышать шум жерновов, и все станет ясно! Теперь ты от меня не уйдешь! – Он, смеясь, погрозил рукой в пространство. – Мельница должна молоть, а не толочь, вот оно дело-то в чем!
Ямщик, обеспокоенный громким разговором седока с самим собою, обернулся:
– Константиныч, с тобой ладно ли?
– Ладно, все ладно, Ермила, ты только погоняй вовсю!
* * *
Вбежав к Бушуеву, Егор обхватил его и начал кружить по комнате, распевая во все горло:
– Жернова, жернова, же-ер-но-о-ва-а!
– Али ты спятил, Егор Константиныч?
– Ничуточки, Елпидифор Кондратьич! Понимаешь ли, до чего я додумался?!
Он рассказал управляющему свою идею. Против ожидания Маркова, старый мастер встретил его открытие хладнокровно:
– Гм! Жернова?… Это для меня не новость.
– Как – не новость? – вскипел Егор. – Что же ты молчал?
– Да о чем говорить-то? Про жернова я еще от отца слыхал, когда мальчонкой был. Пользовались ими в старину, лет полета тому назад, а может, и побольше…
– Ну и что же?
– А потом бросили!
– По какой причине?
– Этого я тебе точно не скажу, Егор Константиныч, я тогда несмышленыш был. Главная причина, пожалуй, та, что очень часто смесь под жерновами взрывалась…
– А какое качество пороха было? Бушуев рассмеялся:
– Эк, спросил тоже – качество! Да об ту пору никаких качеств и не знали и пороха совсем не испытывали…
– Как же это?
– Очень просто: пыхает при поджоге, и ладно. В пушку заложил, пальнул, летит ядро – хорошо! А иной раз и не летит, а только в стволе пшик послышится…
Бушуев, а за ним и Марков захохотали.
– Вот потому-то я про жернова и молчал. Думал – раз это дело знали, да бросили, стало быть, ничего оно не стоит.
Но сообщение Бушуева не расхолодило Егора.
– Не так это, друг любезный Елпидифор Кондратьич! Верно, без уменья в старину жерновами пользовались. А по моему расчету должно это хорошо получиться.
– Ну что ж! – согласился Бушуев. – Попробовать можно.
– Чутошные[184]жерновки у нас найдутся?
– У нас-то нет, надо у соседа, мукомола, поспрошать.
Маленькие жернова были найдены. Марков гладко обточил их. Первую размалывающую установку он устроил в ящике из толстых березовых досок, выпустив наружу вал, которым можно было вращать верхний жернов – бегун. Он сделал маленькое смотровое окошечко и хотел его застеклить, но Бушуев отговорил: