И девять ждут тебя карет - Мэри Стюарт

С того места, где я стояла, едва можно было различить почерневшее отверстие на виске.

Я, наверное, упала бы и осталась лежать там, где стояла, если бы Уильям Блейк не подхватил меня сзади и не вытащил из этой окутанной тишиной комнаты.

Гляди — еще сияют звезды.

Вебстер. Княгиня Мальфи.

Тепло, звон бокала, запах азалий... Кто-то гладит меня по руке. Но не слышно музыки, и голос, зовущий меня, не принадлежит Флоримону. И нет Рауля: он ждет меня, чтобы увлечь на террасу, туда, где светит луна...

— Ну вот, Линда, выпейте это, — говорит Уильям.

Жидкость обжигает язык, я чуть не захлебываюсь и открываю глаза.

Я в маленьком салоне, лежу на диване перед камином. Кто-то только что его разжег. Языки бледного пламени облизывают занимающиеся огнем поленья. У меня кружится голова, я смотрю на них словно сквозь пелену.

Я никогда еще не падала в обморок, воспоминание о внезапно накатившем беспамятстве пугает — и я подношу руку к глазам. Салон словно плывет перед глазами, слишком ярко освещенный, но какой-то туманный.

— Допейте это, — торопит меня Уильям.

Я послушно подчиняюсь. Ужасный напиток, что бы это ни было, но по всему телу разливается тепло. Через несколько минут я почувствовала, что пальцы, глаза и даже рассудок снова принадлежат мне. И еще — теперь я все вспомнила.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Блейк.

— Хорошо, — ломким голосом ответила я. — Очень хорошо. Простите, Уильям. Сколько из-за меня хлопот.

Он взял стакан у меня из рук и поставил на камин. Потом сел на диван рядом со мной.

— Все, что мы делали сегодня, — одни пустые хлопоты.

Я смотрела на него, преодолевая головокружение. Конечно. Для него все это лишь пустые хлопоты.

— А они уже... увезли его? — спросила я, медленно выдавливая из себя слова.

— Еще нет.

— Уильям, я должна... я должна его видеть.

— Но, дорогая Линда... — удивленно начал он

— Когда его заберут?

— Понятия не имею. Полицейским пока что не до этого. Машина «скорой помощи» еще ждет.

— «Скорая помощь»? — почти крикнула я, резко повернув голову в сторону двери. — Он ранен? Что случилось?

Я села, схватила Блейка за руку. Опять зашумело в ушах, все заволокло туманом. Сквозь пелену я видела встревоженные глаза Блейка.

— Но, Линда, — сказал он, — разве вы не поняли? Я думал, вы знаете. Он умер.

Я, наверное, чуть не оторвала ему рукав. Блейк бережно взял меня за руку.

— Леон застрелился, — спокойно сказал он, — еще до того, как мы приехали сюда.

— А! — срывающимся голосом произнесла я. — Леон. Леон застрелился. «Скорая помощь» — для Леона.

— А для кого же еще?

Я с удивлением услышала собственный истерический смешок.

— Действительно, для кого же еще? — сказала я и заплакала.

Уильяму сегодня ночью пришлось туго. Но для застенчивого новичка он вел себя поистине блестяще. Он дал мне выпить еще немного этой дряни, похлопал по руке и успокаивающе обнял своими длинными руками.

— Я думал, вы поняли, что случилось, — сказал он. — Думал, вы упали в обморок, потому что увидели, э... мертвого мсье Леона... Этот тип... здешний лакей мне все рассказал, когда принес для вас бренди. Я думал, вы слышали. Я и не знал, что вам стало совсем плохо.

— Мне... не так уж мне было плохо. Я слышала, как вы с ним разговаривали. Но ничего не понимала, была как во сне.

— Бедная девочка! Сейчас получше?

Он сжал меня крепче. Я кивнула:

— А теперь я хочу знать, что вам рассказал Седдон.

— А, его так зовут? Слава богу, хоть один англичанин! Ну вот, он сказал мне, что около одиннадцати заглянул в библиотеку, чтобы проверить камин, и нашел его мертвым на полу, точно в таком виде, как мы его нашли. Никто не слышал выстрела. Седдон прежде всего вызвал полицию и доктора, потом позвонил на виллу Мирей, но ему никто не ответил.

— Должно быть, это было перед тем, как мы с Филиппом вошли в дом.

— Может быть. Они звонили туда еще пару раз. Сначала было занято; возможно, вы тогда разговаривали со мной, а со второй попытки они наконец застали мсье Ипполита. Наверное, это было, когда мы поехали сюда. Ипполит уже в дороге. Он скоро приедет.

— Если сможет вести джип.

— Ах, черт! — сказал Уильям. — Я об этом и не подумал.

— Они уверены, что это самоубийство? — спросила я.

— Да, револьвер был зажат у него в руке, и он оставил письмо.

— Письмо? Леон де Вальми оставил письмо?

— Да. Оно сейчас в полиции. Седдон не читал его, но по вопросам, которые ему задавали, понял, о чем там речь. Леон признавался в двух покушениях на убийство, в которых был также замешан Бернар. Он категорически утверждает, что ни Рауль, ни мадам де Вальми ничего не знали. Он не упоминает о последней попытке отравления — думаю, потому, что это бросит подозрение на его жену. Просто пишет, что Бернар, должно быть, о чем-то проболтался вам, вы испугались и удрали вместе с Филиппом. Думаю, это все в общих чертах. Вам совершенно не о чем беспокоиться.

— Да. — Несколько секунд я молчала. — Ну что ж, я ничего не буду говорить, пока они сами меня не спросят. Мне не хочется впутывать мадам де Вальми, что бы она ни сделала. Понимаете, он умер. Она должна примириться с этим. Интересно, ведь без Леона она ничто, как луна без солнца. Леон остался верен себе — полностью оправдал ее и даже меня и все свалил на этого несчастного Бернара... ну во всяком случае, я думаю, трудно было скрыть его участие в этом деле. И кроме того, Бернар не выполнил то, что от него требовалось.

— Дело не в этом, — возразил Уильям. — Когда Бернар узнал, что вы оба удрали и Рауль вас ищет, он, должно быть, понял, что песенка Леона де Вальми спета и ему ничего не достанется из того, что обещал Леон, — ни денег, ни фермы. Поэтому он перекинулся на сторону Рауля, думая, что это ему пригодится в будущем. Он весь день искал вас вместе с Раулем. Потом прошлой ночью три или четыре часа назад — явился сюда и пытался шантажировать мсье Леона.

— Шантажировать?

— Да. Это есть в письме. Он угрожал все рассказать полиции. Если хотите знать мое мнение, именно это и заставило Леона де Вальми совершить самоубийство. Я хочу сказать, что от шантажиста так легко не отделаешься, верно?

— Вы, наверное, правы, — медленно произнесла я. — Я как раз размышляла, что могло заставить его выстрелить себе в висок, вместо того чтобы подождать, пока Рауль с Ипполитом что-нибудь придумают. В конце концов, это оставалось чисто семейным делом. Но когда подумаешь... Даже если бы мы все согласились молчать ради Филиппа и ради сохранения чести семьи, что бы осталось Леону? Ипполит мог бы оказать давление на брата и заставить его уехать из Вальми. Но даже если бы ему разрешили остаться здесь, Ипполит стал бы распоряжаться всеми доходами и, возможно, не дал бы Леону эксплуатировать Бельвинь в пользу Вальми... В любом случае Леону пришлось бы уехать через шесть лет, в год совершеннолетия Филиппа. И все мы, в том числе мальчик, знали бы, что он пытался сделать и чего от него можно ожидать... Даже его послушное орудие, Бернар, стал его шантажировать. Да, можно представить себе отчаяние Леона. Никакого просвета... Конечно, он не такой человек, чтобы поддаться шантажу; он бы скорее умер. Так и случилось. Меня удивляет только, что он раньше не убил Бернара, но тот, наверное, держался настороже, и к тому же все-таки Леон — беспомощный калека. А что случилось с Бернаром? Может быть, Леон все же его убил?