На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин

неумение брать сложные ситуации под контроль, принимать на себя ответственность, в конце концов. Не потом на похоронах посыпать голову пеплом и становиться на колени перед могилами невинных жертв. А действовать тогда, когда еще можно было спасти сотни маленьких граждан России, попавших в руки к насильникам и бандитам.

Днем 2 сентября в Беслане произошло важное событие, укрепившее в нас надежду на чудесное спасение детей. Боевики согласились впустить в школу бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева. Получив последние рекомендации от руководства штаба, он уверенным шагом направился к школе. Вскоре Аушев появился с малышом на руках. С ним вышло еще несколько заложников с грудными детьми - всего 26 человек.

Штаб ликовал. Удача вдохновляла. Начальство смущало только одно обстоятельство: Аушев вернулся с новой запиской с требованиями Шамиля Басаева к Кремлю, смысл которых - немедленный вывод российских силовых структур из Чечни. Эти требования в штабе сразу сочли невыполнимыми. Записка была немедленно переправлена в Москву для экспертизы и принятия по ней решения. Но в бесланском штабе решили скрыть сам факт существования записки и требований, изложенных в ней. Это была еще одна глупость. Записку из здания школы выносил опальный ингушский лидер. Он читал записку и в случае необходимости мог подтвердить ее содержание. Зачем тогда нужно было ее скрывать?

Во вторую бессонную ночь я пошел проведать своего друга, депутата Михаила Маркелова. Опытный журналист, военкор, облазивший все горячие точки, он передружился с осетинскими милиционерами и устроился в штабе республиканского МВД. Все предыдущее время с помощью СМС мы постоянно поддерживали друг с другом связь, обмениваясь последней информацией, подбадривали друг друга, готовясь к возможному обмену на детей -заложников. Мы оба чувствовали приближение развязки. Общительный, легко вступающий в контакт с людьми, Михаил установил доверительные отношения с представителями осетинского ополчения и местными казаками, которые снабжали его бесценными сведениями об обстановке в городе и вокруг школы. Вскоре мы распрощались, и я вернулся в оперативный штаб.

Не прошло и пары часов, как Михаил прислал новое сообщение: «Нужно срочно встретиться». Время было семь утра. Наступил третий день ожидания развязки.

Через пять минут Маркелов уже буквально взлетал по лестнице оперативного штаба. На одном выдохе он сообщил, что в сопровождении двух местных казаков ему удалось ночью через проем в гаражах подползти к зданию школы на расстояние всего 20 метров и остаться совершенно незамеченным. Он слышал, как в школе меж собой разговаривали боевики, видел, как несколько террористов ночью вышли из здания, чтобы проверить зажигание двух припаркованных рядом автомобилей. Тем же маршрутом нашим лазутчикам удалось ретироваться.

Полученные сведения нужно было срочно передать силовикам. Если к входу в школу удалось подобраться Михаилу и его товарищам, то уж бойцы спецназа смогут легко повторить этот трюк.

На третьем этаже штаба мы нашли прокурора Сергея Фридинского и старшего офицера «Альфы». Михаил повторил свой рассказ, разложил на столе карту местности и указал на ней скрытые подходы к школе. Офицер ФСБ поблагодарил нас и побежал искать свое руководство.

Напряжение в штабе росло час от часу. Дзасохов метался по кабинету, переживал, чувствуя свою беспомощность. Неожиданно на мобильном Теймураза Мамсурова раздался сигнал вызова. Из школы звонили его дети. Теймураз даже не успел спросить, как они себя чувствуют, как трубку у них вырвал кто-то из боевиков. Он предостерег осетинского спикера от организации штурма школы, сказав, что в случае чего дети Мамсурова умрут первыми, требовал, чтобы родственники остановили подготовку силовиками штурма. Судя по всему, боевики рассчитывали остаться в живых и, повторив фокус Басаева, покинуть Беслан по «буденновскому сценарию» с предоставлением им возможности безнаказанно уйти с места преступления, прикрываясь детьми. А потому настаивали на создании из родственников захваченных в школе детей «живого кольца», сводящего на нет возможности сил антитеррора штурмом освободить заложников. Именно с этим был связан звонок Мамсурову. Играя на чувствах отца, террористы пытались заставить высокопоставленных республиканских чиновников пойти на окружение школы «живым кольцом».

В это время в штаб сообщили, что милицейский снайпер наблюдает в школе какое-то движение, будто бы боевики начали устанавливать телевизионную аппаратуру и спутниковую тарелку для организации вещания из помещения захваченного ими здания. Президент Северной Осетии Дзасохов решил, наконец, собрать небольшое совещание в помещении на третьем этаже. Он только что вернулся со встречи с бесланцами, где поклялся им, что никакого штурма не допустит. Все были взвинчены до предела. Срок ультиматума, выдвинутого боевиками, истекал утром 4 сентября. Время стремительно улетучивалось, положение заложников, лишенных не только хлеба, но и воды, становилось все более тревожным.

Я включил телевизор. Было 13:00. Шел специальный выпуск «Вестей», репортаж из Ингушетии. На экране показалась жена одного из боевиков, выявленного ФСБ в качестве участника захвата школы. Женщина говорила на ингушском, снизу бегущей строкой шел русский перевод. Я обомлел. Женщина фактически давала понять, что она и ее четверо детей взяты в заложники: «Я не по своей воле сюда попала, ты меня понимаешь... То, что ты в силах сделать, -сделай. Посмотри, чтобы детям ничего не было. Я не знаю, что мне делать. Просто ты меня, наверное, поймешь. Аллах вам в помощь. В этом, дай Аллах, чтобы все завершилось в лучшую сторону, как вы хотите. Мне никто ничего не сделал и ничего не сделает. Ничего не будет, все в воле Аллаха».

Потом она перешла на русский и что-то промямлила о необходимости освободить детей. Я удивленно посмотрел на стоящих рядом Яковлева и Дзасохова. Такой разворот событий смахивал на провокацию. Интересно, кто-нибудь из профессиональных пропагандистов смотрел эту подстрекательскую глупость до выхода материала в эфир? Через мгновение со стороны школы послышалась стрельба. «Вот! Вот их ответ!» - закричал Дзасохов. Все остальные мрачно молчали.

В 13:05 раздался страшный взрыв.

Мы сбежали на первый этаж и ворвались в помещение штаба ФСБ. Помимо генерала Проничева и еще нескольких лиц в штатском в комнате находились Руслан Аушев и предприниматель ингушского происхождения Михаил Гуцериев. Последний пытался по мобильному соединиться с главарем боевиков. Пока он набирал номер, раздался еще один мощный взрыв. Наконец, произошло соединение: «Алло, алло! Что у вас там взорвалось? Нет! Никакого штурма нет! Прекратить огонь? Да! Прекращаем!».

Гуцериев пытался перекричать в трубку грохот боя и беспорядочную стрельбу, но связь оборвалась. «Он сказал, что мы штурмуем и что все сейчас погибнут!» - с нескрываемой досадой передал он стоящим рядом генералам последние слова главаря боевиков и, застонав, плюхнулся на диван.

Аушев закрыл лицо руками. Дзасохов завыл. Все бросились во внутренний двор здания. Отсюда было видно, как над