Человек из тени - Коди Макфейден

Она резко поднимает голову, и я вижу, что не ошиблась. В ее глазах — вина.

Но говорить она еще не готова.

— Понятия не имею.

— Вы лжете, — говорю я и поражаюсь резкости собственного тона.

На лице Алана удивление.

Но я ничего не могу поделать. Я полна гневом, он уже перетекает через край. Я наклоняюсь вперед, ловлю ее взгляд. Тычу в нее пальцем:

— Мы здесь из-за вашего сына, мисс Коннолли. Мы здесь из-за матери, моей подруги, которую он изнасиловал и которой вспорол живот, как оленю. Из-за ее дочери. Она провела три дня, потому что он привязал ее к телу мертвой матери. — Я начинаю говорить громче. — Мы здесь из-за мужчины, который пытает женщин. Из-за нашего агента, тоже моей подруги, которая сейчас в больнице и может остаться на всю жизнь инвалидом. Мы здесь…

Она вскакивает, схватившись за голову руками.

— Прекратите! — кричит она. Руки опускаются и бессильно висят вдоль тела. — Просто… прекратите.

Теперь она напоминает воздушный шарик, который сдулся и медленно падает на землю. Она снова садится и вздыхает.

— Вы полагаете, что знаете, зачем сюда приехали, — говорит она, глядя на меня, — но это не так. Вы думаете, что вы приехали из-за этих несчастных женщин. — Она смотрит на Дона Роулингса. — Или из-за той бедной девушки, которой нет уже двадцать пять лет. Это только маленькая часть. Вы сюда пришли из-за чего-то куда более древнего.

Я могу перебить ее, рассказать о куске говядины в банке и Джеке-младшем, но что-то подсказывает мне, что не следует ей мешать.

— Даже смешно, как мы умудряемся просмотреть главное в людях. Даже в тех, кого любим. Наверное, это несправедливо. Если человек бьет жену или делает куда более страшные вещи, то этому всегда что-то предшествует. Верно?

— Я сама часто думаю об этом, мэм, — говорю я. — В связи с моей профессией.

— Наверное, — соглашается она. — Тогда вы знаете, что на самом деле все по-другому. Совершенно. Более того, порой вы получаете прямо противоположное. Самые некрасивые люди могут оказаться самыми порядочными. А под внешностью очаровательного мужчины может скрываться убийца. — Она пожимает плечами: — Внешность вовсе не показатель.

Разумеется, когда вы молоды, вас такие вещи не волнуют. Я познакомилась с Кейтом, когда мне было восемнадцать лет. Ему было двадцать пять, и я никогда раньше не встречала таких красивых мужчин. И это не преувеличение. Шесть футов роста, темные волосы, лицо киноактера. Когда он снял рубашку… Ну, давайте скажем, что тело было под стать лицу. — Она печально улыбается. — Когда он проявил ко мне интерес, я ужасно смутилась. Ведь я была убеждена, что ничем не примечательна. А он был так красив. Парень что надо. — Она обводит нас взглядом. — Все это случилась в Техасе, я ведь, надо сказать, родилась не в Калифорнии. — Она смотрит куда-то вдаль. — Техас. Плоский, жаркий и скучный.

Кейт долго ухаживал за мной. Я его не подпускала, не хотела, чтобы он решил, будто я доступна. Тогда я этого не знала, но он видел меня насквозь, как будто я была стеклянной. Он подыгрывал мне, делал все нужные телодвижения, потому что это его забавляло. Он мог бы схватить меня и приказать следовать за ним, и я бы послушалась. Он это знал и тем не менее несколько раз приглашал меня на свидания. Ради приличия.

Он все делал хорошо. Он умело притворялся, что не монстр. Он был идеальным джентльменом и романтиком, как будто явился прямиком из кино или книжек, которые мне нравились. Добрый, романтичный, красивый. Я решила, что нашла идеального мужчину. Того самого, о котором мечтает каждая молодая женщина, которого она, по ее мнению, заслуживает. — И голос, и улыбка Патриции пропитаны горечью. — К вашему сведению, жизнь дома у меня была трудной. У папочки был взрывной характер. Не то чтобы он бил мать ежедневно или еженедельно, но раз в месяц обязательно. Я видела, как он отвешивает ей оплеухи или бьет кулаком практически постоянно. Он никогда не трогал меня, но позднее я поняла, что он этого не делал не потому, что не хотел меня ударить. Просто он знал, что если он меня коснется, то побудительной причиной будет не насилие. — Она поднимает на меня глаза. — Вы понимаете?

К сожалению, я понимаю.

— Да, — говорю я.

— Полагаю, Кейт тоже понимал. Уверена. Однажды вечером, через месяц после нашего знакомства, он предложил мне выйти за него замуж. — Она вздыхает, припоминая. — Он выбрал для этого идеальный вечер. Полная луна, теплый воздух. Замечательный вечер. Он принес мне розу и сказал, что переезжает в Калифорнию. Он хотел, чтобы я поехала с ним, вышла за него замуж. Он сказал, что знает, что мне нужно уехать от своего папаши, что он меня любит и что это наш шанс. Разумеется, я согласилась.

Она закрывает глаза и некоторое время молчит. Я думаю, что она вспоминает это время как перепутье, на котором она свернула не в ту сторону и навсегда погрузилась во тьму.

— Через четыре дня мы уехали. Тайком. Я не попрощалась с родителями. Я собрала то немногое, что у меня было, и улизнула среди ночи. Я больше никогда их не видела.

То было интересное время. Я была свободна. Мне казалось, что жизнь повернулась ко мне лицом. У меня был мужчина, который хотел на мне жениться. Я вырвалась из тупика, в котором родилась. Я была молода, будущее было впереди. — Голос ее становился монотонным. — До Калифорнии мы добирались пять дней. Еще через два дня мы поженились. И в нашу первую брачную ночь я поняла, что будущее, которое меня ждало, — сущий ад.

Ее лицо теряет всякое выражение.

— Это был Хэллоуин наоборот. Вместо того чтобы быть человеком в маске зверя, Кейт был чудовищем в маске человека. — Она вздрагивает. — Я вышла за него замуж девственницей. Он был мил только до того момента, как перенес меня через порог дешевого гостиничного номера. Стоило двери закрыться, как маска слетела.

Я никогда не забуду ту его улыбку. Так мог улыбаться Гитлер, когда думал о евреях, умирающих в концлагерях. Кейт улыбнулся и закатил мне пощечину. С размаху. Удар развернул меня, из носа брызнула кровь, и я упала лицом на постель. Из глаз посыпались искры, я попыталась уверить себя, что все это сон. — Она мрачно поджимает губы. — Но это был не сон. Ночной кошмар, скорее. «Давай сразу кое-что проясним, — сказал он и начал срывать с меня одежду. — Ты моя собственность. Твоя обязанность — рожать. Ты просто самка. Вот и все». Я думаю, что больше всего меня испугал его голос, а не то, что он делал. Он казался спокойным и… нормальным. Его слова совсем не соответствовали поступкам. Он поставил меня на колени и… Нет, нельзя сказать, что он занимался со мной сексом. Нет. Не имеет значения, что мы были мужем и женой. Он меня насиловал. Заткнул мне рот кляпом, чтобы заглушить крики, и насиловал.

И все время говорил ровным голосом: «Мы проведем несколько дней здесь, пока ты не научишься знать свое место, самка. Ты приучишься делать, что я велю, без колебаний или вопросов. Наказанием за непослушание, любое, даже самое незначительное, будет боль, больше боли, чем ты сможешь выдержать».