Мир вечного ливня - Дмитрий Янковский

Рейдеры ударили из плазмоганов, когда до края обрыва оставалось три шага. Когда оставалось два, плазма шарахнула в землю прямо у меня за спиной. Не будь куртка мокрой насквозь, она бы неминуемо вспыхнула от чудовищного жара. В следующий миг — удар. Словно поезд на полном ходу протаранил мне спину надувным бампером из горячей резины. Это была ударная волна.

Кувыркнувшись в воздухе и ничего не соображая от сильной контузии, я вдруг ощутил щекочущий ужас, какой бывает, когда во сне под ногами проваливается пол или лестница. Все мышцы разом вздрогнули рефлекторно, я невольно вскрикнул и тут же полетел, стремительно набирая скорость, в клубящуюся серую массу, скрывавшую дно ущелья.

Говорят, что в моменты смертельной опасности вся жизнь проходит перед глазами. Вранье! Один лишь эпизод детства всплыл в моей памяти, когда девушка прыгнула с пирса в озеро и головой ударилась о рельсу на дне. Она выжила, та девушка, только шрам на лбу остался. А вот если с такой высоты шарахнуться…

Ветер захлопал в ушах, рот нельзя было приоткрыть, так рвался внутрь поток набегающего воздуха. И стремительно, слишком стремительно, приближалась серая масса. А что за ней? Я не выдержал и закричал истошно, снова дернулся всем телом и влетел в полную, оглушающую темноту.

Удар спиной оказался таким сильным и неожиданным, что я готов был умереть просто от страха, хотя понял уже, что проснулся. Вокруг была полная темнота, как мне показалось сначала, но уже в следующую секунду стало понятно, что просто надо открыть глаза. И все увидеть.

Передо мной, возле дивана, стояла побледневшая, перепутанная Катя. Я тоже стоял, только на диване, плотно прижавшись спиной к стене. Понятно, откуда удар, — сам шарахнулся… Ну и дела. В голове шумело не от контузии, как мне показалось в первые мгновения, а скорее всего от грибной дури, причем в отличие от прошлого раза я не воспринимал параллельно происходящее в сфере взаимодействия. Это и понятно — мое тело там не осталось. В этот раз грибная дурь действовала просто как крепкая доза паленой водки. Голова шла кругом, и в глазах немного двоилось. Но сейчас надо было не о себе думать, а успокоить Катю.

— Кошмар приснился, — выговорил я слишком громко. — Не бойся.

— Ни фига себе не бойся, — Катя помотала головой. — Ты чего, псих совсем? Скакал тут, прыгал, как ненормальный. Орал… Блин, наверняка соседи милицию вызвали. Что же мне не везет все время? То вообще ни с кем, то, блин, психа ненормального подобрала. С тобой спать опасно для жизни! Ты это знаешь?

— Ничего не опасно. Это сон такой.

— Да иди ты… — Катя махнула рукой, натянула свитер и нервно рванула на кухню.

— Погоди…

Я хотел броситься за ней, но в голом виде гоняться за девушкой как-то неловко. Пришлось надевать штаны. Под действием наркотика из чужого мира это оказалось не просто — дважды промахнулся ногой мимо брючины.

— Кать! — позвал я через стену.

— Что?

— Не злись. Мне про войну приснилось.

— И что? А если тебя переклинит и ты с ножом за мной начнешь бегать? Правду говорят, что вы все оттуда приходите на голову покалеченные. Жрать хочешь?

— Рано ведь…

— Да конечно, рано… Что ты думаешь, я усну теперь?

Я собрался с духом и шагнул в кухню.

— Могу кофе смолоть, — предложил я,

Мне хотелось хоть чем-то унять головокружение и наркотическую сумеречность сознания. Казалось, что крепкий кофе должен помочь.

— Валяй, — Катя, нахохлившись, как воробей, с ногами устроилась на табуретке.

За окном было еще темно, но в соседней многоэтажке начинали зажигаться ранние окна — просыпались те, кто работал на другом конце Москвы. Где-то у соседей задилинькал выматывающий душу сигнал будильника,

«Кажется, не зацепило… — подумал я, оценивая последствия последней атаки мизеров. — Кажется, даже не ранило. Спину только малость прижгло. И контузило. Но это не страшно. Если бы не грибная дурь…»

Страшно другое. Страшно, что Искорка еще как бы жива, но уже нет. От этого сердце болезненно ныло, а мысли в голове разбегались, как стадо овец в горах во время обстрела. Я взял кофемолку и только успел включить ее в розетку, как в комнате зазвонил мой мобильник. Вот тут-то я и испугался по-настоящему. Пожалуй, страшнее еще минуты в моей жизни не было. А испугался я того, что это могла звонить Ирина. Я ведь в эфир передал свой номер — все слышали. Но как говорить с человеком, которого ты видел с пробитым горлом и размозженной головой? Как говорить с человеком, который через несколько часов, а может, даже минут умрет? Точно умрет, без всякого шанса на выживание? Как говорить, когда на другом конце линии смерть?

И все же я вернулся в комнату и нажал кнопку ответа, все-таки я заставил себя сделать это.

— Да? — прохрипел я, не в силах совладать с осипшим голосом.

— Это Михаил, — раздалось в трубке. Мне сразу стало легче, но ненамного.

— С тобой все нормально? — голос Михаила напрягся, — У меня сны не кончились, сегодня опять был там, только с поляками, а не с американцами. Помогал им на Базе. Короче, я слышал, что вы рванули Мост. У вас все целы?

— Нет. Так долбануло, что даже не знаю, кто уцелел, а кто нет. Я им всем дал номер мобильника, но никто не звонит. А Ирина… Напарница, снайпер… В общем, ее у меня на глазах убило.

Я не стал говорить, что мне пришлось прикрыться ею от игл. Михаил помолчал, боясь ляпнуть что-нибудь невпопад.

— Не вовремя я, да? — наконец произнес он.

— Не обижайся. Но там такое было… На нас мизеры напали у самого края обрыва. Три рейдера с плазмоганами. Плазма рванула между мной и Андреем, поэтому я не видел, что с ним стало. А Ирина… При взрыве отлетел камень и прямо ей в шею. Горло навылет пробило.

Я вдруг понял, что рассказывать о подробностях глупо хотя бы потому, что Михаил не знал никого, о ком шла речь. Я умолк и нажал кнопку отбоя. На фиг… А то вдруг Ирина позвонит. Я выключил телефон и сунул в карман пиджака. Только обернулся, смотрю — Катя стоит на пороге. Все слышала.

— О чем это ты говорил? — подозрительно спросила она. — Так у меня знакомые делились впечатлениями после того, как по сети в компьютерные стрелялки играли. А ты о чем? Ты ведь спал, не играл.

И вот что я ей должен был сказать? Дал ведь слово не врать никогда. И что теперь? Первый же серьезный вопрос оказался таким, что уклончиво на него не ответишь. Или врать совсем, или же говорить правду. Правды люди боятся. И не зря, между прочим, правда разрушает иллюзии, формирующиеся годами, эти иллюзии настолько крепки, что являются частью жизни людей, они врастают в жизнь корнями, и безболезненно их не выкорчевать. Вот, к примеру, живет семья, муж жене изменяет, а во всем остальном — милейший человек, и жену никогда в жизни не бросит, потому что любит, а на сторону ходит, потому что секса хочется ему больше, чем жена по доброй воле дает. А против ее желания ему совесть не позволяет, и вот такая пара может счастливо жить до глубокой старости, если не откроется правда. Если же откроется, никому от этого лучше не будет.