Мир вечного ливня - Дмитрий Янковский

— Искорка! Воздух! — крикнул в микрофон Андрей.

Сами же мы сгребли снаряжение в яму с водой и нырнули следом, когда плазма рвалась уже метрах в ста от нас. Когда вынырнули, местность вокруг значительно изменилась и шипела, исходя паром. От леса, где укрылась Ирина, теперь тоже ничего не осталось.

— Искорка! — позвал в микрофон Андрей.

— На связи! — раздался ее голос в наушниках, и у меня отлегло от сердца.

Однако беды наши только начались. А еще точнее — одно за другим начались поражения. В памяти все осталось смутной кутерьмой, болью в плече, прыжками в яму с водой то от плазмы, то от «ежей». В один из таких налетов я умудрился сбить тяжелый рейдер. Сам не понимаю, как получилось. Зато потом по нас ударили со стен тяжелые плазмоганы и держали нас в яме до судорог в легких. Я так нахлебался мутной, гнилой воды, что меня вытошнило раз пять, не меньше. Правда, орудия противника немного перестарались, в результате обстрела почву так перемолотили, что перед нами возникло несколько глубоких воронок и бруствер высотой почти в метр. Прятаться за ним от обстрела было стремно, в яму прыгать все же надежнее зато глиняный вал не давал молотить со стен по прямой наводкой, позволяя время от времени выныривать и жадно ловить ртом живительные глотки содрогающегося от взрывов воздуха. Попытки мизеров разровнять вал плотным обстрелом делали его только выше и толще, да еще спекли глину до состояния керамики.

В общем, вести сколь-нибудь прицельный огонь у нас не было ни малейшей возможности. Танки остались без прикрытия, и им пришлось откатываться назад под напором мобильной пехоты мизеров. Благо у них было преимущество в скорости перед «бродилами», а то в считаные минуты остались бы мы без брони. Искорку тоже загнали в озерцо и высовываться не давали. Короче, нас плотно прижали к земле огнем, и эффективность нашей работы начала стремиться к нулю. Я понял, что нашими силами Мост не взять. Ну не взять, и все тут. Без шансов. Путей к отходу тоже не было — отползи мы от бруствера на сто метров, нас бы прибили, как мух мухобойкой. И я испугался. Не так испугался, как обычно в бою, когда орешь что есть мочи, подгоняя собственное тело, не давая ему вжаться в землю и трястись крупной дрожью, а испугался совсем на другом уровне — на разумном. Проанализировал ситуацию и понял, что, как бы ни повернулось дело, всех нас убьют. Даже если проснуться, все равно ничего не изменится, поскольку принятая доза грибной дури оставит тело здесь, в бессознательном состоянии. Тогда первая же бомбежка доведет наше поражение до логического конца.

И тут вдруг Цуцык вышел на связь.

— Эй, чего зашхерились, как мышата? — задорно поинтересовался он. — Мы уже внутри, а вы спите!

— Что? — прохрипел я в микрофон.

— Глазки берегите! — хохотнул Макс. — Бомбочка у нас не простая.

— Да мы уже догадались, — съязвил Андрей. — Хотя ты, Цуц, мог бы нам и сказать о том, что несешь в рюкзаке.

— Сочтемся, — ответил Витек. — Прячьтесь, короче. Включаем запал с замедлителем.

— Блин, а как вы собираетесь отходить? — мне не удалось справиться с паникой. — Шарахнет ведь как следует!

— Не ссы в компот, там повар ноги моет! — отпустил старую казарменную шутку Макс. — Мы тут кое-что разведали интересное.

— Ну так делитесь, конспираторы, черт бы вас побрал!

— Понятно, почему эта хрень называется Мост. Это действительно мост, но с мощной крепостью в самом начале.

— Через что мост?

— А вот это самое интересное. Через ничто. В смысле через Ничто с большой буквы.

— Нашли время говорить загадками! — не на шутку разозлился Андрей.

— Да мы сами ни хрена не понимаем! — вступился за Макса Цуцык. — Мост начинается на обрыве и теряется в перспективе. Видимость примерно километров двадцать, и даже больше, потому что тучи вдали кончаются и виден свет,

— Там что, солнце? — удивился я.

— Вот именно. Такое ощущение, что здесь мир сферы взаимодействия заканчивается, а Мост ведет куда-то дальше.

— В другие сферы, — ляпнул я.

— Может быть. Но только под Мостом ничего нет. Клубится какая-то хрень, похожая на густые тучи, раздираемые вихрями. У меня есть предположение, что там реальность. Тут ведь если копнуть глубоко, то окажешься…

— В собственной постели, — закончил я.

— Да. А ущелье, если это ущелье, а не обрыв мира, очень глубокое. До клубящейся хреновины метров шестьдесят, не меньше. Но если это обрыв мира, там, внизу, все равно должна быть реальность.

— Значит, мизеры — это не аборигены… — сказал Андрей, не включая микрофон гарнитуры. — Они пришли по Мосту, который сами построили, или воспользовались чужим. Мост ведет в их родной мир. А глубина ущелья, скорее всего, в наш.

— Вы собрались прыгать вниз? — напрямую спросил я.

— Точно. Выхода нет, — подтвердил Цуцык. — Мы внутрь-то с трудом попали, а выйти через ворота никаких шансов, там «бродило» на «бродиле» сидит и «бродилом» погоняет. Все. Замедлитель скоро сработает. Берегите глаза.

— Стойте! — выкрикнул я и назвал номер своего мобильника. — Всем позвонить, когда все закончится.

— Раскомандовался, — буркнул Цуцык. — Ладно, я принял. Искорка?

— Приняла.

— Ну все.

Мы с Андреем бросились в яму, но не успели погрузиться в воду полностью, когда тучи озарились таким ярким сполохом, что на мгновение я увидел мир даже через плотно сжатые веки. Мы нырнули, ожидая ударной волны, которой нас пугали еще в школе на уроках начальной военной подготовки. И она не заставила себя ждать, пронеслась над нами чудовищным фронтом высокого давления, ударив по внутренностям сквозь водяную толщу, окрасив мир поднявшейся пылью в непроницаемую черную краску.

Я понимал, конечно, что термоядерный взрыв, пусть и маломощный, на расстоянии нескольких километров дело нешуточное. Я видел съемки испытаний по телевизору. Но ощутить удар самого мощного из известных человеку видов оружия на собственной шкуре оказалось для меня серьезным испытанием. Не только физическим, но и психологическим. В общем, я испугался конкретно — так будет точнее.

Воздух кончался, хотелось вынырнуть, но со школьных уроков НВП и гражданской обороны я помнил, что ядерный взрыв обладает еще одним коварным свойством — обратной ударной волной, образующейся от чудовищного разрежения воздуха в месте взрыва. Мгновения проходили одно за другим, я уже задыхался, и тут по нам снова ударило, мне показалось, даже с большей силой, чем прежде. Или просто мои собственные силы были уже на исходе.

Это стало последней каплей. Я понял, что, если не вынырну, умру от удушья, а если вынырну — еще неизвестно, что будет. Оттолкнувшись ногами от дна, я свечой взмыл вверх. Рядом всплыл Андрей. Дышать хотелось до одури, но я боялся сделать первый вдох, боялся обжечься раскаленным воздухом, боялся вобрать в себя отравляющие газы, которыми нас путали во времена холодной войны.