Бутылка для Джинна - Виктор Малашенков

Что представлял собой ученик? Это интересный вопрос даже для меня. Сказать, что это был биоробот, нельзя, все-таки он был человеком, поскольку автоматы иногда выходят из строя. Сказать, что это человек в обычном смысле этого слова тоже нельзя. Люди проявляют эмоции, хотя бы элементарные, да и устают, в конце концов, они же не железные. А вот с ним тяжелее. Я не видел, чтобы он пил, ел, в любое время он был у меня под рукой и никогда ни на что не жаловался. Одним словом, феномен. Меня это поначалу раздражало, а потом привык, почти привык. Иногда он выглядел как немой упрек моему способу ведения дел.

Но это неважно. Да, кстати, имя его мне понравилось – Питус, коротко и ясно. Для него я был просто «господин» и я на него не обижался. Если раскинуть мозгами, как Маркус я себя дискредитировал, а Генри для того типа, каким я оказался, как-то не подходило, или мне так показалось? Тем не менее, друзей у меня в монастыре не было, по имени меня называть было некому.

Вот с таким настроением (переменным) и в таком окружении (постоянном) мне посчастливилось оказаться. Не скажу, что я жалуюсь, но ведь спонсор может потребовать отчета о проведенной работе, а вот показать мне пока…

Хуже другое – мозги. Уж очень плохо они устроены у некоторых людей. Или это не мозги? Я уже запутался – мозгами то я пользуюсь не своими, а Маркуса. Это значит, что изначально во мне сидел этот изъян, что ли, не знаю, как его назвать. Сидишь и сиди, работай помаленьку, спросили – отвечай, не спросили – не суйся, никто за язык не тянет. Так нет же!

– А скажи-ка мне, друг мой Питус, какой высоты башня над белым залом?

– Сорок метров, господин, – ответил мой карманный компьютер.

– А какой высоты зал?

– Тридцать метров, господин, – отчеканил монах.

– А если из сорока метров вычесть тридцать метров…

– Получим десять метров, господин.

Точность безукоризненная, а как насчет сообразительности? Я продолжал смотреть на монашка и ждать.

– Господин хотел еще чего-нибудь?

– Да, господин хотел…, – я не знал, как объяснить человеку, что невозможно научить машину любить других. Хорошо, если он спросит, а зачем? Так ведь и не спросит же.

И тогда ты будешь думать, а почему он не спросил. Либо дурак, либо очень хитер. В первом случае ты не докажешь столбу, что он не там стоит, потому что он столб, а во втором… сам побоишься оказаться вот таким столбом.

– И перехотел, – закончил я фразу.

По крайней мере, я теперь знаю, что над статуей «бога» вверху купола есть еще помещение и я теперь должен найти способ туда попасть. По аналогии с красным залом там наверняка статуи в нишах не менее воинственны, а эти кретины не знают, как их обезоружить. Обезоружить не знают как, а вот проходят же внутрь безболезненно и секрет этот мне, конечно же, не откроют. А почему это обезоруживать должен я? Я, конечно, пацифист, но не воинствующий. Вон сколько фанатиков вокруг, в том смысле, что в монастыре. Пусть организуют соревнование, кто первый доберется до заветного люка. Победитель получит приз – жизнь. Отличная награда, по-моему. Я претендовать на приз не буду. Я полностью, то есть, абсолютно бескорыстен.

К сожалению, существует легенда, которая гласит… Будь она неладна! И вообще, что это за безобразие, я буду жаловаться. Вы подумайте, это же – абсурд. Я живу себе на Земле, в ус не дую, а моя судьба прописала меня в легенде совершенно на другой, чуждой мне планете и никто, кроме меня, разумеется, не может спасти человечество на двух планетах, понимаешь ли. Чушь собачья. Не верю! Все это подстроено религиозными фанатиками. Им жертва нужна, а легенду можно и подправить, но я-то тут причем? Ладно бы на Земле это происходило, чувствовал бы себя патриотом, что ли. А эти мне кто? Я же их совсем не знаю!

– Марш отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели. – Заорал я на монаха, да так грозно, что он даже присел от неожиданности.

– Не могу, господин, – пролепетал он, – у меня наказ не оставлять вас одного.

– А, так ты еще и шпион, – я стал искать на столах что-нибудь поувесистее, но ничего, кроме клавиатуры, не обнаружил. Тогда пришлось сделать вид, что хватаю стул за ножку. Это возымело свое действие, мой надзиратель спрятался за дверью. Весь мой гнев обернулся фарсом и наградой мне стал безудержный почти истерический смех до слез. А поделом ему, истукану. Пусть теперь таращит свои зенки из-за двери.

Ладно, шутки шутками, а долго выдержать такую жизнь мне лично невмоготу, это я уж точно знаю. Так что же делать? Соседнюю дверь открыть так и не удалось, нет у них таких людей и инструментов. В белом зале подняться на высоту в тридцать метров под обстрелом десяти орудий тоже нереально.

– Слышишь, брат, а у вас в ордене летать никто не умеет? – Я оглянулся в сторону двери и вздрогнул, когда увидел его физиономию в метре от моей.

– Мне очень тяжело понять, когда вы шутите, а когда говорите серьезно, господин, – Монах опустил голову, – но я все равно буду отвечать на ваши вопросы, как будто они задаются разумным человеком. Нет, никто у нас летать не умеет. Если вы знаете, как это делается, но не можете этого сами, так расскажите, вдруг у кого-то из наших это получится.

– Вот это другой разговор, – обрадовался я. Видимо, достал я его до самых печенок, – да нет, просто я знаю, что существует такой понятие – левитация и не более того.

– На вашей планете люди летают?!

– Сам я не видел. Но вот на специальных машинах может полетать каждый желающий. Сам летал. Могу рассказать поподробнее.

– Нет, не надо. Это мне еще рано. Сначала я должен научиться на клавиши нажимать, чтобы вот эта адская машина работала. – Он ткнул пальцем в компьютер.

– И ты думаешь, что можно научиться на нем работать, только наблюдая за мной?

Питус кивнул, и я в очередной раз рассмеялся.

– Чудак, для этого нужно поработать и головой и руками. Для начала подстриги ногти.

Питус машинально осмотрел свои пальцы и затем укоризненно покачал головой.

– Ладно, – сменил гнев на милость, сам не зная, почему это делаю, – иди сюда и садись.

Дело пошло веселее. Монах оказался не настолько тупым, как мне показалось поначалу, просто совершенно непохожим на наших парней. Что-то фатальное сквозило во всех его жестах, взглядах, возможно, это воспитание в монастыре накладывало свой отпечаток. Видно было, что он боялся компьютера, как не знаю чего, но, стиснув зубы, героически, иначе не назовешь, продолжал выполнять упражнения, которые я сам для него придумывал. Но, чувствовалось, что в наших отношениях сдвигов в лучшую сторону не произошло, а время шло…

И вот однажды между нами состоялся разговор, повлиявший на дальнейший ход событий кардинальным образом. Произошло это после особенно удачного дня в обучении. Я был очень доволен, а Пит, так я про себя стал называть, был на седьмом небе от счастья.

– Господин, ты так много для меня сделал, а ничего не просишь взамен. У нас так не принято, каждый должен что-то отдать, если уже получил. Это негласный закон, который не дает нарушиться равновесию. Если я буду только брать и ничего не отдавать, то получится, что я вас обворовал и заслуживаю наказания.