Дурман - Екатерина Риз

Миша слушал и мрачнел, и на неё больше не смотрел, и оставалось только гадать, что он в конце её рассказа скажет.

— Я очень страдала, меня предали, понимаешь? Первый раз в жизни меня предали, а я… на самом деле его любила. Потом время прошло, ты появился, и мне показалось, что жизнь налаживается. Да, она становится другой, и того безумия больше не будет, но и боль уже не такая сильная. И ты… — осторожно продолжила Ира, — такой ответственный, положительный, надёжный…

— Что дальше? — поторопил он её. Может, правда интересовался, а возможно, испугался, что она скажет, что так и не полюбила. Ценила, но не любила, как и было на самом деле.

— А потом мы встретились с ним в Лондоне, на той выставке. Рядом с «Герой». Он, как выяснилось, сын Андреаса Вагенаса. Понимаешь, я даже фамилии его настоящей не знала. А всё случилось… как-то закрутилось опять, я сама не поняла. — Она вдруг заторопилась, затараторила, и сама же этого испугалась, снова вцепилась в лавку. — Я просто запуталась. Я ненавидела себя за то, что изменила тебе. Тем более с ним. Он ведь… бросил меня когда-то. Я думала, что в лицо ему плюну, если встречу, так злилась… а получилось…

— Переспала с ним.

Это слово пришлось не по душе, и Ира досадливо поморщилась, но пришлось признать ошибку. Кивнула.

— Да. — Глаза закрыла. — Прости меня.

— Но ты за ним поехала.

— Нет. Я просто уехала от тебя, а здесь… мы снова как-то столкнулись. И всё снова началось. Сумасшествие какое-то, заколдованный круг.

— Он женат?

— Да. Он женат, у него ребёнок, и сегодня… сегодня его жена просила меня оставить её мужа в покое. Господи, если бы это случилось со мной два месяца назад, я бы со стыда сгорела. А сейчас…

— Что?

Разозлившись на себя, стукнула открытыми ладонями по сидению скамейки.

— А сейчас я сижу здесь, и жалею себя.

Они снова замолчали, Ира слёзы вытирала, и время от времени носом шмыгала. Разревелась не на шутку, но надо признать, что наконец смогла вдохнуть, полной грудью, настолько глубоко, что даже сердце удар пропустило. Ира прижала руку к груди и вздохнула ещё раз.

— Пойдём домой.

Молчала, и Миша повторил:

— Пойдём. — Поднялся и коснулся её плеча. — У тебя тушь потекла.

Пришлось надеть очки. Потом голову подняла и на мужа посмотрела. Он изучал её, внимательно, руки не протянул, но повторил:

— Пойдём.

И она с ним пошла.

— Алёша. Алёша!

Он подавил вздох, но заставил себя вернуться в комнату и посмотреть на мать. Та казалась не на шутку разгневанной. И этот строгий взгляд, явно позаимствованный из какой-то пьесы. Сама по себе мама не была строгой, никогда, даже когда он был маленьким. Но потом, по мере того, как он взрослел и всё больше шалил, решила, что этого ему не достаёт, как она говорила, конечно же, свалив основную вину на отца: ему не хватает крепкой мужской руки. А так как считала, что ждать от бывшего мужа чего-то толкового не стоило, решила сыграть роль этой самой руки сама. Причём именно сыграть, вспоминала иногда об этом, и вот тогда появлялся этот строгий взгляд и выжидающе приподнятые идеальной формы брови. И Алексей матери всегда старался подыграть: проникнуться и повиниться. Правда, сегодня было не то настроение. Поэтому лишь устало проговорил:

— Да, мама.

— Что: да, мама? — повторила она негодующе, правда, намеренно понизив тон. Оглянулась за свою спину, и Алексей понял так, что не хотела присутствия Светы при этом разговоре. Подошла к нему и в лицо его вгляделась. — Скажи мне, что ты натворил.

Он молчал. Сунул руки в карманы брюк и смотрел поверх материной головы, что было совсем не трудно, принимая во внимание то, что Софья Игнатьевна едва до подбородка его макушкой доставала.

— Света ходит, как в воду опущенная. И знаешь, что я тебе скажу, милый мой, я очень хорошо знаю это состояние. Благодаря твоему отцу. Так что меня не обманешь.

— Я не собирался никого обманывать.

— Ты не собирался? — ужаснулась она, позабыв про строгость и нравоучительный тон. — Ты что же, ей признался? Ты изменил жене и признался ей? Лёша, до этого даже твой отец ни разу не додумался!

Алексей на мать взглянул и невольно усмехнулся.

— Я тоже не додумался, мама, успокойся. Просто так получилось…

Тут Софья Игнатьевна ахнула. Вообще, Алексей иногда любил наблюдать за матерью. Она так мило ахала и смущалась, не смотря на свой возраст. Но сегодня опять же он был не в настроении, умиляться, а уж тем более ставить оценки.

— Она тебя застукала.

— Какое милое словечко.

— Какое есть! — вышла из себя Софья Игнатьевна, и тут же принялась сокрушаться. — За что мне такое наказание? Я была уверена, что хотя бы ты, мой сын, плоть от плоти моей, в меня пошёл, ничего не взял от этого старого бабника. А ты… — Она головой качнула, а Алексей усмехнулся.

— Мама, я внешне его копия, да и отец… не всегда был старым бабником.

— Да, когда-то он был молодым кобелём, но к чему его это привело? Ты также хочешь?

Лёша вздохнул и присел на подлокотник кресла.

— Нет, не хочу.

— Тогда зачем ты это делаешь?!

Он обвёл взглядом комнату, потом криво улыбнулся.

— Люблю.

Софья Игнатьевна помолчала, смотрела на сына с неподдельным удивлением и надо сказать, что с беспокойством. Оно только сейчас проявилось, до этого она просто отчитывала его, не сомневаясь, что его поступок не больше, чем врождённая мужская тяга к приключениям. А он взял и вот так просто сказал…

— Да ты с ума сошёл, — проговорила она негромко, и опять же опасливо глянула за свою спину. — А как же Света? А Андрюша?

Он головой мотнул.

— Не знаю.

— Ты не знаешь? Боже мой. — Она отвернулась от него и приложила прохладную ладонь к своему лбу, словно вмиг затемпературила. Прошло несколько секунд, и она, придя к какому-то выводу, решительно взмахнула рукой. — Я тебе запрещаю, слышишь? Запрещаю! Знаю я все эти «люблю». А потом и «люблю» пройдёт, и семьи у тебя не будет. А у тебя сын! Ты хотел нормальную семью? Ты помнишь, что ты мне говорил, когда жениться собрался? Я тогда много от тебя выслушала. Или забыл?

Алексей качнул головой. Нет, не забыл. И они втроём, он и его родители, вряд ли когда забудут тот разговор, когда он расставлял точки и объяснял, как и по каким правилам они отныне жить будут. Тогда он был уверен, тогда он ждал этого с нетерпением, а теперь вот не знает, в какую щель забиться.

— Я не забыл, мама.

— Вот и хорошо. — Софья Игнатьевна, разволновавшись, даже пальцем в него ткнула. А в следующее мгновение возвела глаза к потолку. — У тебя такая жена. Светочка — чудо. Она нас с Андреасом терпит! И тебя, с твоей бесконечной работой! Сына тебе родила, а ты вот так… Неблагодарные вы свиньи!