Раненый город - Иван Днестрянский

— Кончилось наше последнее пополнение! — выдыхает Али-Паша. — Ни одного не осталось!

— Как ни одного?!

— Двое убиты, двое контужены, трое раненых. Один струсил, отправили его позавчера назад по непригодности… Все…

— Взводный! Ты Сержу давно друг, воевали вместе… Но он зарвался! Несет его! Не в том суть, сколько он духов и румын убил! Сколько нас во взводе осталось? Шестнадцать?! Не можем мы больше нести дурных потерь! Нельзя было их одних посылать! И чего он вечно не в свое дело лезет?! Гуменюк с его подачи почти перестал подчиняться!

— Этого больше не будет! — решительно заявляет Али-Паша. — На шею сел! Нет на войне любимчиков! Ни ему, ни тебе в них не ходить!

— А я никогда и не набивался!

— Не будет больше такого никогда! — сумрачно огрызается Паша. — Я сказал!

Фить-фить-фить!

— Ложись!

Куда, к черту, ложись?! Рядом с этими?! В три прыжка сваливаемся в находящееся поблизости углубление при входе в полуподвал.

Тр-рах! Фить-фить-фить… Тр-р-рах!

Пересидеть бы, но не получается. Вблизи нашего участка вновь разгорается бой. Встревоженные разгромом «Дружбы» наци средь бела дня послали еще не выспавшийся ОПОН в атаку на здание детского сада на улице Горького, которое спроворились занять бойцы ТСО. Бой идет долго. Стрельба расползлась так, что хрен его разберет, за кем остался детский садик. К пяти часам все чаще накатывается грохот со стороны района шелкового комбината. Третье орудие молдавской батареи стреляет вдоль улицы Некрасова, четвертое подает голос от Кинопроката. Потом приходят вести: горят пятнадцатая школа и биохимический завод… Весь остаток дня и ночь мули продолжают кидать мины.

Лишь спустя долгое время мы узнали, что активность националистов двадцать девятого и тридцатого числа, произведенные ими по всему городу в эти дни минометные и артиллерийские обстрелы были связаны с попыткой начать переговоры и прибытием в Бендеры миссии ООН. Неожиданно рано начинавшиеся громкие «концерты» мулей предназначались ооновцам, руководству ПМР и представителям нового командования 14-й армии, прибывшим в город…

Первого июля канонада продолжается. С утра слышен бой, который ведут соседние батальоны. После разгрома «Дружбы» и разблокирования улицы Коммунистической надо развить успех, навсегда закрыть националам дорогу в центр. Наш батальон тоже ведет огонь, но его цель — сдерживание, чтобы мули не подбросили к треугольнику улиц Комсомольской и Пушкина подкрепление из находящихся перед нами подразделений. Минометы противника неистовствуют, на каждую нашу мину они кладут десяток своих. Ждут нашего наступления. А нам нечем наступать! К общему удовлетворению, сообщают, что противник с позиций у горкома партии выбит с большими потерями. Это поразительно, просто чудо, как нам удалось восстановить утраченное несколько дней назад положение!

К вечеру, отоспавшись, идем к соседям смотреть. Здание банка, которое в первый же день обороны было сильно покорябано националистами, теперь полностью разбито и сожжено. Стены без крыши, обломки и труха внутри. Пострадал и находящийся рядом техникум легкой промышленности. Сопротивлялись враги яростно. Коричневатое здание горкома густо исчеркано шрамами очередей. Вся улица покрыта толстым ковром сбитых пулями листьев и веток. Без надобности там ходить не рекомендуется, в мусоре могут быть растяжки и просто гранаты, заклиненные в бутылках и под камнями. За неделю, что продержалась в этих кварталах линия фронта, их с обеих сторон поставлено достаточно, чтобы иметь реальный шанс подорваться. Сверх того, националы минировали город штатными армейскими минами, кое-где поставив их еще при своем бегстве из Бендер двадцатого июня. По счастью, эти постановки вскоре обозначились на газонах пятнами пожухшей травы. Но под мусором пятен не увидишь.

Относительно спокойный выдался вечер. Только к половине десятого притихшие было националисты возобновляют минометный обстрел нашего участка и соседей слева, на улице Суворова. Что-то много внимания они в последнее время уделяют дорогам на шелковый…

Второе июля. С полуночи румынские пушки ведут огонь по шелковому комбинату. Вскоре к ним присоединяются минометы, обстреливая весь центр города от автовокзала до улиц Шестакова и Суворова. После нескольких часов концерта в районе шелкового становится слышен сильный бой. Мули пытаются там наступать… Не вышло, и с обеда артиллерийский обстрел микрорайона шелкового комбината продолжается. Нас предупредили: со дня на день ожидается новое крупное наступление националов на город. Похоже на то. Сегодня враг расходует снаряды и мины щедро. Проверяем свои позиции, сектора обстрела, вооружение. Не полагаясь на слова, взводный пишет в батальон заявку на некомплект бойцов, оружие и боеприпасы. Уже затемно принимаем подкрепление. И снова хоть смейся, хоть плачь. Опять несколько человек, и только с гранатами и стрелковым вооружением. Али-Паша как увидел это, сел, выдвинул вперед челюсть, поиграл пальцами сцепленных рук, помолчал, а потом и говорит:

— Серж, Эдик, смотрите! И с этим нам предлагают отражать наступление?!

Юноши, как услышали про наступление, позеленели.

— Всех на мясокомбинат!

Серж при этих словах дергается, но молчит. Теперь его очередь молчать. Вчера Паша разнес его «на всю Ивановскую» и обозвал мясником. Хуже того, после докладной о потерях их потребовали в штаб батальона, где батя всыпал обоим по первое число. Ручательства взводного едва хватило, Сержа спасли поступившие данные о результатах ночной «операции» с пушкой. Остряки тут же обозвали второе отделение, потерявшее с начала боев убитыми и ранеными дюжину человек, мясокомбинатом. Правильно взводный определил. У Сержа в строю оставалось всего пятеро, а у меня десятеро. Проблемы с оболтусами, высовывающими всюду свои головы, как мишени на стрельбище, мне не нужны.

После распределения новичков Паша проводит занятие с румынскими противотанковыми гранатами, которые разведка нарыла за вторично оставленной румынами «Дружбой». Помимо гранат, разведчики приволокли с собой какие-то мелкие части от уничтоженного нами орудия. Крови говорят, на полу было очень много. Но трупов, снарядов и ствола с лафетом нет.

В пять часов вечера румынва неожиданно открывает пушечную стрельбу вдоль Первомайской. Тысяча чертей! Неужели это недобитая нами в зрительном зале пушка?! Снаряды летят мимо «Дружбы» и наших общаг к Днестру. Стреляли долго. Чего наци этим хотели добиться? Поковырять перекрестки улиц Котовского и Суворова с Первомайской, чтоб этим потрепать нервы стойким защитникам шелкового? Не могут выбить силой, надеются истощить нервы…

Кончился «концерт», возобновилось движение пеших бойцов в глубине улицы, и Жорж от кого-то узнал, что несколько дней назад в район комбината и к фабрике «Флоаре» прибыли дубоссарцы. Солдатский телефон вовремя не сработал. Говорят, в тех местах чересполосица — есть дома, в которых пару подъездов занимают наши, а другую половину дома националисты. Единого фронта нет, всюду перемешаны мелкие отряды гвардии, казаков и ополченцев. Через такую кашу новостям проходить затруднительно. Жорж кинулся к Сержу, тот к взводному. Велик был соблазн узнать о старых друзьях. Но отлучиться не решились.