Расколотый мир - Феликс Гилман

Как и все прочее в Новом Замысле, кабинет мэра и президента был сделан из нелакированного дуба, местами отполированного долгими годами, местами по-прежнему грубого и шершавого. Одну из стен занимали старые книги — труды по военной истории и политической философии. На других висели флаги и боевые знамена — алый стяг Республики с изображением восходящего солнца и кроваво-черное знамя тех, кто продолжил сражаться с врагом после поражения в долине Блэккэп. Все изъедены молью, обожжены, истрепаны и теперь, двадцать лет спустя, стали просто линялыми украшениями.

Мэр, а заодно и президент Республики — пускай в масштабах единственного городка, но с огромным, по его словам, историческим и нравственным значением — оказался неожиданно молод. Красив, высок, ясноглаз. С кустистой черной бородой на волевом подбородке. Он носил костюм. Других горожан в костюмах Лив не заметила. Возможно, костюм мэра был единственным на сотни миль окрест — вполне опрятный, хотя и немодный, очень старый и местами поизносившийся. С коротковатыми брюками. Здесь эта обычная мужская одежда казалась таким же величественным символом власти, как королевский скипетр.

— Я не философ, — признался ей Хобарт. — Есть у нас тут такие. Философы, я имею в виду. Не хуже, чем где-либо, а может, и лучше. Прекрасные люди. Но я человек практичный, а сейчас требуется именно это. Насколько я понимаю, практичность — основополагающий принцип Хартии. Но не мне вам это объяснять. Как не мне рассуждать о таких глубоких вещах.

Хобарт носил золотые карманные часы, похожие на те, что Лив носила на шее. Его часы тоже остановились, их стрелки застыли, но, в отличие от часов Лив, они не издавали ни звука.

— Истинно верующие! — Хобарт хлопнул кулаком по столу. — Мой отец, мир его праху, был среди них... — Он указал на окно. В южной части города раскинулось кладбище, где меж дубов торчали голые деревянные палки. — Истинно верующие не прекратили борьбы. Генерал Энвер не прекратил борьбы. И совершал набеги на Линию при любой возможности. Мой отец был с ним. В битве при Волчьем проливе он потерял ногу и руку. Мой отец. Ему повезло больше других, дальше он не сражался. Вернулся домой к матери в кровавых бинтах, одноногий, и принес с собой окровавленное знамя.

Президент осторожно сжал пальцами полотнище алого стяга. Историю эту он явно рассказывал уже не раз. Его звонкий голос звучал одновременно доверительно и театрально; оратор хоть куда. Когда Лив водили по улицам Нового Замысла, кто-то указал ей на два широких дубовых пня на центральной площади: Уголок Оратора и Позорный столб. Она легко представила себе президента вещающим в Уголке Оратора о боевых знаменах, крови и благородных предках.

Хобарт ощупал потрепанную ткань знамени — и внезапно сбился с убежденного тона. На мгновение показалось, что ему... стыдно. Он обернулся к Лив, и лицо его стало угрюмым и решительным.

— А Генерал? Он продолжил сражаться, уходил глубже в леса, прятался, наносил удары, когда только мог. Хотя мой отец остался калекой, он мечтал вернуться к нему. Я и сам мечтал об этом, хотя был еще ребенком. Но плохие новости доходили до нас. Генерал побеждал все реже. Все меньше солдат оставалось в живых. А однажды новости приходить перестали, и мы поняли, что Генерал погиб. Затерялся где-то в горах — и погиб вместе со своими последними солдатами. Так нам показалось. Но выходит, что мы ошибались. Совсем ошибались, хоть и верили в его смерть до этих самых пор. Не думаю, что это было глупо. Нельзя сражаться вечно. Нельзя жить только ради борьбы. Человек должен созидать. Но где в мире нашлось бы место для нас? Наши земли захватила Линия, над холмами громоздились уродливые черные станции. Многие из нас стали разбойниками, поддавшись искушению Стволов.

Республика держалась на определенных принципах, миссис Альверхайзен. Не знаю, понимают ли эти принципы далеко на северо-востоке, в э-э...

— В Кенигсвальде.

— Именно! Там, на старом Севере, мир давно уже завершен и упорядочен, и вы, возможно, воспринимаете это как должное. — Он мрачно нахмурился, дабы показать, что об этом думает. — Но здесь мы должны оставаться верны нашим принципам. А принципы наши позволяют нам процветать лишь в таком мире, где люди сильны, мудры и свободны; они бессильны во время войны, когда испуганны и порочны. Увы! Мест без войн в большом мире уже не осталось. Поэтому мы ушли сюда, куда не смогла добраться даже Линия. Чтобы созидать. Те из нас, в ком еще была жива вера. Те, кто читал Хартию и убедился в ее мудрости. И конечно же их дети — такие, как я. В том, что мы с матерью оказались здесь, нет моих заслуг. Это заслуга моего отца. Я был всего лишь ребенком, но помню опасности, с которыми нам пришлось столкнуться. Помню условные сигналы, по которым мы находили друг друга еще в Старом Свете, когда приходилось скрываться. Мой отец был секретарем тайного общества, которое планировало наш исход. Закупало провизию. Выбирало дорогу. Заботилось о том, как мы будем жить. Вы же понимаете, все они были солдатами, им нужно было найти людей, которые могли бы построить город. Создать сообщество тех, кто разделяет их взгляды. Как незаметно увести избранных в пустынные земли? Я помню, какие нас ждали опасности... Не сомневаюсь, вам тоже есть, о чем рассказать, миссис Альверхайзен.

— Да. Но моя история не похожа на вашу. Меня сюда привел агент Стволов. С ним дорога казалась сравнительно легкой. Мистер Хобарт...

— Президент, если позволите. Или мэр.

— Президент Хобарт...

— Мистер Президент.

— Ваше присутствие здесь — больше не тайна. Стволы скоро будут здесь. Я предупредила капитана Мортона. Мистер Кридмур придет за нами. Генерал представляет большую ценность для его Хозяев. Думаю, ему известно что-то очень важное для них. А по пятам Кридмура следуют солдаты Линии.

— Мы готовы к встрече с агентом Стволов, миссис Альверхай-зен, ведь он один. Не волнуйтесь. Неужели вы думаете, что за долгие годы, проведенные здесь, мы ничего не построили?

— Вы — всего лишь люди, а он — нечто большее. Мистер президент...

Хобарт стоял, наклонившись вперед и опираясь на стол костяшками пальцев. Его глаза сверкали.

— Наши люди способны на многое, мэм. Мы возвели великие сооружения. И среди нас есть люди, которые полагают, что мы уже слишком долго таимся здесь. Те, кто говорит — созидайте в мире, но если потребуется, готовьтесь к войне. Те, кто говорит, что мы последние хранители Хартии. Что мы не созданы для того, чтобы сгинуть в неизвестности. Что мы — маяк, освещающий мир. Я принадлежу к этим людям, мэм. А теперь вы вернули нам нашего Генерала. Что это, если не знак? — Хобарт снова сел, хитро улыбнулся и побарабанил пальцами по столу. — Мы готовы к встрече с маленьким лакеем Стволов. Разберемся с ним, а там посмотрим. Там посмотрим.

— Его Хозяева больше не говорят с ним, мистер президент. Их голоса не долетают досюда. От этого он не становится менее опасным, но, возможно, с ним можно договориться. Он не предан своим Хозяевам и не хочет снова служить им. Возможно, мы сможем воззвать к его тщеславию, заключить договор...

Лицо Хобарта так потемнело от ярости, что Лив, растерявшись, потеряла нить своей мысли.