Нож сновидений - Роберт Джордан

Мэт замер. Черный шарф слишком туго стянул шрам от виселичной петли на шее. Сам шрам вдруг стал горячим, будто свежим. Дыхание перехватило.

– Если в ней нет ни одного отверстия, то как мы попадем внутрь? – поинтересовался Том.

Ноэл пожал плечами, но тут снова вступил Олвер:

– Бергитте говорила, что надо взять бронзовый нож и начертить им знак на стене башни, – он снова продемонстрировал символ, которым начиналась игра. – Она настаивала, что нож обязательно должен быть бронзовым. Начерти знак – и дверь откроется.

– А что еще она рассказала тебе о… – начал Том, но тут же, нахмурившись, замолчал. – Что с тобой, Мэт? Тебя как будто вот-вот стошнит.

Что с ним? Это все воспоминания, причем на сей раз его собственные. Его набили чужими воспоминаниями, чтобы заполнить пробелы в памяти. Судя по всему, это возымело эффект, а может и того больше. Мэт определенно помнил больше дней, чем реально прожил. Однако целые пласты его воспоминаний пропали, часть напоминала траченные молью одеяла, а часть терялась во тьме и тумане. От пребывания в Шадар Логоте остались лишь обрывки, а побег на речном корабле Домона помнился очень смутно. Однако одна деталь того путешествия все же стояла перед глазами. Башня, сверкающая, словно начищенная сталь. Стошнит? Да желудок так и рвется вывернуться наизнанку.

– Кажется, я знаю, где находится эта башня, Том. Точнее, Домон знает. Но я не могу отправиться с тобой. Илфин учуют мое приближение, и Элфин, наверняка, тоже. Сгори я на месте, они уже могут знать об этом письме, потому что я прочел его. Они могут знать каждое слово, что мы здесь сказали. Им нельзя доверять. Они воспользуются любым преимуществом, и если они прознают о нашем приходе, то подготовятся как следует. Они освежуют тебя и сделают себе одежку из твоей шкуры.

Воспоминания об этих существах принадлежали самому Мэту, так что их с лихвой хватало, чтобы подкрепить его слова.

Все уставились на него, словно на сумасшедшего. Даже Олвер. Так что пришлось поведать им о своих встречах с Элфин и Илфин. Ну по крайней мере, не больше чем нужно. Конечно, он не стал распространяться об ответах, полученных от Илфин, и о двух дарах Элфин. Но Мэт был вынужден признаться, что именно чужие воспоминания навели его на мысль, что он связан с Илфин и Элфин до сих пор. И рассказать про эти ремни из бледной кожи, что носили Илфин, – это тоже казалось важным. И про то, как они пытались его убить. Этого никак нельзя упускать. Он сказал, что хочет уйти, но забыл добавить, что живым. Поэтому они выставили его прочь и повесили. Мэт даже снял шарф и продемонстрировал шрам для вящей достоверности. Обычно он мало кому показывал его. Все трое слушали молча – Том и Ноэл внимательно, а Олвер так жадно, что даже открыл рот. Кроме голоса Мэта был слышен только дождь, шелестящий о крышу.

– Все это не должно выйти за пределы палатки, – закончил он. – У Айз Седай и так полно причин добраться до меня. Если они прознают про эти воспоминания, они с живого меня не слезут.

И вообще, оставят ли они его когда-нибудь в покое? У Мэта появилось ощущение, что вряд ли. Как бы то ни было, он не горел желанием давать им очередной повод сунуть нос в его жизнь.

– Ты имеешь какое-нибудь отношение к Джейину? – Ноэл умоляюще сложил руки. – Успокойся, приятель. Я верю тебе. Просто это… это дает сто очков всему, что делал я. И даже всему, что делал Джейин. Ты не против, если я стану тем третьим? Я могу оказаться полезным во всяких переделках, ты же знаешь.

– Проклятие, неужели все, что я говорил, в одно ухо влетело, а из другого вылетело? Они узнают о моем приближении. Они уже могут быть в курсе всего!

– Это не важно, – встрял Том. – По крайней мере, для меня. Если будет нужно, я пойду один. Но если я все правильно понял, – он принялся сворачивать письмо, едва ли не с нежностью, – надежда на удачу есть только в том случае, если одним из троих будешь ты.

Он уселся на походную кровать и безмолвно воззрился на Мэта.

Мэт хотел отвести взгляд, но не мог. Проклятущая Айз Седай! Эта женщина наверняка мертва, но даже так она умудряется подбивать его на геройство. Что ж, героев гладят по головке и убирают подальше, до тех пор пока они снова не понадобятся. Если, конечно, этот герой сначала выживет во всех передрягах. А зачастую герои не выживают. Мэт никогда особо не доверял Морейн и, можно сказать, недолюбливал ее. Только дураки могут доверять Айз Седай. И все же, если бы не она, он так и торчал бы в Двуречье, чистил стойла и ухаживал бы за отцовскими коровами. Есть шанс, что он погибнет. А тут еще старина Том сидит и молча смотрит. В том-то и загвоздка. Том ему нравится. Кровь и проклятый пепел!

– Эх, сгореть мне, дураку, – проворчал Мэт. – Я пойду.

Вслед за яркой молнией, осветившей палатку, послышался оглушительный удар грома. Когда раскаты стихли, наступила мертвая тишина. Последний комплект игральных костей замер. Мэт готов был разрыдаться.

Несмотря на то что накануне все засиделись далеко за полночь, наутро караван двинулся в путь очень рано. Мэт, с опухшими глазами, пошатываясь, выполз из палатки. Небо было совсем еще темным, но он обнаружил, что мужчины и женщины, сжимая в руках фонари, уже сновали быстрым шагом – а то и бегом – по лагерю, стремясь закончить приготовления, и покрикивали на тех, кто, по их мнению, копался. Походка многих свидетельствовала о бессонной ночи. Такое ощущение, будто всем казалось, что чем дальше они уберутся от деревни, которая испарилась у них прямо на глазах, – тем лучше. Цветастый фургон Люка выехал на дорогу прежде, чем солнце осветило горизонт, причем на сей раз хозяин цирка снова взял резвый темп. Два торговых каравана, по двадцать фургонов каждый, прогромыхали мимо, направляясь на юг, за ними медленно проследовал караван Лудильщиков. Но никто не двигался в противоположном направлении. Чем дальше – тем лучше.

Мэт ехал рядом с Туон, и Селусия больше не предпринимала попыток вклиниться между ними. Но беседа, как Мэт ни старался, не клеилась. В ответ на остроумные замечания и шутки он лишь изредка удостаивался взгляда, а остальное время Туон смотрела вперед, надвинув голубой капюшон так низко, что лица видно не было. Даже жонглирование не привлекло ее внимания. Это молчание было каким-то глубокомысленным, и Мэта это сильно беспокоило. Если женщина молчит, это верный знак, что того и гляди что-то грянет. Но если она задумчиво молчит, то точно жди беды. Вряд ли ее так встревожила эта деревня с мертвецами. Она для этого слишком крепкий орешек. Нет, все еще впереди.

Спустя где-то час после выезда среди холмов показалась ферма, возле которой в оливковой роще и на просторном пастбище жевали траву десятки черномордых коз. Мальчишки, копошащиеся в земле среди рядов темнолистых олив, побросали мотыги и подбежали к каменной изгороди, чтобы поглазеть на проезжающий мимо цирк, наперебой выкрикивая вопросы – кто они такие, куда едут и откуда. Из большого фермерского дома и амбаров стали выходить мужчины и женщины, которые, прикрывая ладонями глаза от солнца, смотрели на тянущиеся по дороге фургоны. Мэт был рад такой реакции. Мертвые не интересуются живыми.