Свет в глубине - Фрэнсис Хардинг

В глубине души Селфин знала, что бог выглядел так, как и должен. Нелепая смесь серой плоти, стекла и металла. Но для нее бог был непостижим. Селфин понятия не имела, на что сейчас смотрит бог и способен ли он сейчас видеть ее.

– Вы убийца богов и наверняка знаете, – вслух обратилась Селфин к Квесту. – Что представляют собой эти… части?

Она не смела отпустить рычаги управления даже для того, чтобы жестикулировать одной рукой. На дне было слишком много острых вершин и опасных валунов, которые нужно было обходить. Старик отвечал на языке жестов, правда, отрывочно, всякий раз, когда она поворачивала к нему голову.

Красный панцирь непробиваем. Круглая дыра на спине – еще один рот. Когда волосы по краям второго рта чувствуют движение, весь рот выпячивается, притягивает добычу и хватает ее. Единственный плюс – глаза на спине бога повреждены топором мертвого легионера. Квест подозревал, что импульсы вскоре исцелят и глаза, но пока что топор еще торчал из спины бога.

– Он сможет увидеть нас, если мы подкрадемся сзади? – поинтересовалась Селфин.

«– Возможно, не очень хорошо», – предположил Квест.

– Как по-вашему, где сейчас сердце?

«– Когда мы подойдем ближе, поищем глазами его сияние. Тогда точно поймем, где оно».

Селфин не упустила, что Квест сказал «мы». И поняла, что безумный старик намерен пойти вместе с ней. Почему бы и нет? Самое время выложить на стол все их козыри. Бог позвал Харка по имени, значит, он еще сохранил способность говорить. Видимо, в Джелте еще тлели остатки сознания.

– Я действительно хотел встретиться с тобой у пирамиды, – откликнулся Харк.

– Мало ли что ты действительно хотел, – прохрипел голос. – Мне плевать, Харк. Ты украл сердце и оставил меня умирать!

Последние слова закончились оглушительным ревом. Харк, конечно, мог оправдаться. Но эта беседа с Джелтом в любом случае будет их последней беседой. Он не намерен играть в старые игры.

– Полагаю, ты прав, – признался он дрожащим голосом. – Прости, что так вышло.

– Ты просишь прощения только потому, что застрял в трещине, как моллюск в раковине, – зловеще прошипел голос.

Сравнение заставило Харка почувствовать себя неприятно съедобным.

– Джелт, я не могу позволить тебе сожрать меня! – заявил Харк. – Ты же был моим другом!

Рокотом голоса бога сводил с ума, но в нем звучали знакомые интонации, которые всегда затрагивали струны души Харка.

– Знаешь, Харк, каково это? Мое тело растянуто до предела. Мне кажется, что еще чуть-чуть – и я с треском лопну. Но если нас будет двое, нам не придется так растягиваться.

Харк был уверен, что Джелт хочет растерзать его и сожрать. Однако Джелт решил поглотить Харка целиком, он хотел, чтобы сердце деформировало Харка, использовало как глину и сделало частью Джелта. Не лучшая альтернатива тому, чтобы быть съеденным.

– Но я не хочу, чтобы меня скрутили и навеки заключили в тело бога, – твердо объявил он. – Зачем мне это нужно?

– Ты мне обязан! – Темная фигура пришла в ярость. Скалы снова содрогнулись, выпустив еще одно облако ила и гравия, окутавшее Харка.

– Нет! – откликнулся Харк; глаза обожгло песком. – Нельзя быть обязанным собственной жизнью!

Да, Джелт спасал Харка от смерти, но это не означало, что Харк обязан Джелту жизнью. Никто никому не обязан жизнью. Никому нельзя позволять решать, что тебе делать со своей жизнью. Ты должен прожить жизнь сам, так честно, как только можешь.

– Не ной, – настаивал Джелт. – Я даю тебе шанс стать частью чего-то грандиозного! Тебе повезло! Я готов позволить тебе стать частью меня!

Харк, на несколько секунд потерявший дар речи, фыркнул, подавляя смех.

– Знаю, – хихикнул он, – это шаг вверх.

– Не смейся надо мной! – прорычал бог.

– Да почему нет?

У Харка от страха и печали закружилась голова.

– Мы часто смеялись раньше, не так ли? Твои шутки всегда были как пощечина. Но было весело. Ты раньше был… веселым.

– Я вырос, Харк! – прогремело существо у трещины. – И понял, что жизнь – это война! Может, после этого жизнь перестала казаться мне веселой. Но ты ведь не хочешь ничего знать, правда, Харк? Ты смываешься, когда становится слишком опасно. Бросаешь друзей, если от них больше нет пользы, если дружба не приносит тебе былого веселья. Знаешь, что случилось, когда я тонул в той батисфере? Я задыхался, метался, пытался выбраться и вдруг… заметил маленький пузырь. Он поднимался вверх и уплывал от меня, танцуя. Это был воздух – воздух, который мог спасти меня. Но разве он помог мне? Нет, он мгновенно поднялся наверх, к небу, оставив меня на дне. Ты как этот пузырь, Харк. Сияющий и пустой внутри. Танцуешь, уплывая вверх, и оставляешь меня тонуть.

Это было несправедливо. Все, что сказал Джелт, было несправедливо, но у Харка заболело сердце. Неужели все это время Джелт относился к нему именно так – как к чему-то яркому и раздражающему, что могло бы сохранить ему жизнь, но вместо этого бросает его, танцуя?

– Я не могу спасти тебя, Джелт, – сказал Харк; глаза снова защипало. – Мне жаль. Мне очень жаль! Но уже поздно. Ты… ты мертв, Джелт. Умер в батисфере. Утонул. Я не успел спасти тебя. – Харк зашел слишком далеко, чтобы останавливаться на полпути. – Когда противовес лопнул и цепь начала разматываться, я просто… застыл от неожиданности. Не знаю, как долго это длилось. Я очнулся и нырнул, чтобы спасти тебя, но когда доплыл, ты был уже мертв.

Черный хлыст снова метнулся из темноты к Харку. Обернулся вокруг груди, сбил с ног, стал неумолимо тянуть наружу. Харк цеплялся за стены трещины, царапая руки и колени. Плечо ударилось о большой валун. Харк обхватил его и изогнулся, пытаясь пролезть глубже внутрь расщелины.

Шнур вылетал дважды в надежде его оторвать. В тех местах, которых коснулось щупальце, кожу саднило.

– Значит, это дело твоих рук! – прошипел голос, неразборчивый от ярости. – Это ты во всем виноват!

– Я пытался спасти тебя! – закричал Харк, чувствуя себя измученным и разбитым. – И думал, что спас! Но твое тело умерло. Единственное, что заставляло тебя двигаться, – сердце. Поэтому тебе становилось плохо каждый раз, когда ты был от него далеко. Поэтому метки так сильно изменили тебя. Скоро твой разум тоже умрет, потому что ты стал частью бога. Сейчас ты говоришь со мной, но это становится все труднее, да ведь? Скоро ты будешь плавать туда-сюда и пожирать людей – большая, глупая, вечно голодная рыба. Это уже будешь не ты.

Джелт, я не могу позволить тебе съесть себя. Может, я и пузырик, который спешит уплыть от тебя, танцуя, и жить своей жизнью, но я не хочу, чтобы ты исчез. Ты был моим другом, моим героем, моим братом, и скоро я останусь единственным человеком, который тебя помнит. Как только умру я, умрешь и ты. Не останется даже памяти. С этих пор я тебе не друг, Джелт. Я хранитель твоих историй.