КГБ шутит. Рассказы начальника советской разведки и его сына - Леонид Шебаршин

В кабинете воцарилось тягостное молчание. Я, дисциплинированно, но безуспешно попытавшийся собраться с мыслями «на этот счет», насторожился, услышав какие-то странные приглушенные звуки, доносившиеся снизу, из узкого колодца посольского двора, на который выходила окнами представительская квартира с поселенным в ней Амановым. Жора Галкин, извинившись, тут же исчез. Через пару минут звуки прекратились и снова стало тихо, так тихо, что можно было расслышать отдаленное нежное воркование голубя в посольском саду.

«Тишина, – подумал я. – Слава богу, что пограничники и Жора – ребята опытные и знают, как с такой публикой обходиться. Что все-таки дальше? Ну же, думай! Какой бы этот Аманов ни был, но на родину мы отправить его обязаны, особенно раз он сам туда рвется. С другой стороны, если паки узнают, что он убийца, то нипочем его не выпустят, поскольку у нас с ними нет соглашения о выдаче уголовных преступников. Значит, об этом надо молчать. Да, но ведь он теперь не наш гражданин, а туркменский. Посольства у туркмен пока здесь нет. Как с этим быть? Будь он пленный, то никаких бы вопросов – наш, не наш, но тут ведь совсем другое дело… Может быть, в телеграмме есть какие-нибудь мудрые указания на этот счет? Сейчас спросим…»

Спросить я не успел. Снизу внезапно донесся звон бьющихся стекол и пронзительный, дикий вопль, сорвавшийся на визг и многократно отразившийся от стен здания. Не попросив разрешения у посла, я вскочил, слетел по лестнице вниз, выскочил во двор и помчался к двери представительской квартиры. Там уже никого не было, зато в дальнем углу посольского сада, примыкавшем вплотную к жилому городку, метались какие-то фигуры. Прохрустев подошвами ботинок по осколкам стекла, я устремился в сад, где моментально оказался в гуще событий, а точнее, жестокой схватки. Маленький, тщедушный Аманов с невероятной силой и ловкостью выворачивался из рук Жоры и двух крепких пограничников – Федора и Терентия, – бешено хрипя и закатываясь в крике: «Пусти, гад, пусти-и-и! Я на волю хочу! Убью! Бабу мне, бабу дайте! А-а-а!»

Выскочивший из-за кустов третий пограничник, Миша, оттолкнул меня в сторону, подскочил к Аманову и со всего маху двинул его кулаком в челюсть. Аманов мотнул головой и обвис на руках тяжело дышавших пограничников, а подоспевший кстати врачи быстро воткнул ему в руку шприц.

– Силен! – Терентий стер кровь, сочившуюся из порезов на лице, и нехорошо выругался. – Я еще когда в Киргизии служил, на таких вот вдоволь насмотрелся – если у них ломка, их и трактором не удержать. Ну что, Федь, потащили?

– Давай! – ответил мрачный Федор, ощупывая свободной рукой здоровенный синяк под глазом. – Вот по морде получил, и все за те же деньги. Ладно, поехали!

Через несколько часов у посла состоялся финальный консилиум по поводу Аманова, пришедшего в себя и требовавшего его отпустить. Было решено – держать его против воли, да еще в таком состоянии, далее нельзя, да и просто невозможно. Пусть идет! Жора, я и пограничники проводили Аманова во двор и молча показали ему на открытые ворота. Аманов вышел вялой походкой наружу, перешел через дорогу и в изнеможении лег на чарпаи, на котором обычно отдыхали полицейские. Через минуту к нему подошли два пакистанца в простой одежде, взяли под руки, посадили в автомобиль с темными стеклами и увезли.

– Занавес! – сказал Жора и подал знак дежурному на посту.

Вздрогнув, автоматическая железная дверь ворот покатилась по роликам и с лязгом захлопнулась.

«А вас, молодой человек, я попрошу изобразить “проблемное дерево” Пакистан – Индонезия, да-с!» – сказал доцент Хрусталев и прошествовал мимо, раздавая задания другим студентам, прибывшим на сдачу зачета по теории международных отношений. Все они с состраданием и скорбью уставились на меня.

«Хладный ужас сковал его юные члены», – приблизительно так писала дореволюционный автор авантюрных романов госпожа Чарская. Очень точно сказано. Не только сковал, но и покрыл их мелким потом. Вот ведь влип! Это же самый страшный вопрос, которым Хрусталев завалил десятки студентов. За что меня? Может быть, доценту не понравился овал моего лица или больно умное выражение моих глаз, не сумевшее скрыться за вызывающе поблескивающими стеклами очков? Что делать?

Немного успокоившись, я напряг свою общую эрудицию и стал вспоминать всякие факты и фактики из политических, торгово-экономических и других отношений между этими странами, записывая их на клочках бумаги. К счастью, я тогда много читал о международных делах и вскоре исписал целую кучу клочков, перенес с них содержание на общий лист в виде раскидистого душистого дерева – проблемный ствол и ветки фактов, статистики и смысловых связей. Детский сад для умственно отсталых детишек, честное слово!

Обрывки черновиков я засунул под крышку парты и пошел отвечать. Изнывая от гордости за самого себя, я бодро тарабанил ответ, тыча для наглядности пальцем в различные ветки, пока меня не пресек господин доцент: «Вы все это списали со шпаргалки, молодой человек, и спрятали ее в стол. Я все видел!»

Я задохнулся от возмущения, поскольку совершенно точно написал ответ сам, да и вообще никогда «шпорами» не пользовался, если не считать экзамена по военной подготовке. Я просто не мог запомнить все схемы расположения американских, немецких и прочих натовских бригад, батальонов, рот на марше, в обороне и наступлении. До сих пор сомневаюсь, что во всей России есть хотя бы один лейтенант или полковник, который бы помнил весь этот бред наизусть, если только он не маньяк какой-нибудь.

Целых пятнадцать минут я горячо убеждал доцента, что, мол, ничего я не списывал, доцент сопротивлялся и настаивал на своем, пока я его все-таки не «дожал» и не получил зачет.

Я до сих пор не могу взять в толк, зачем существует теория международных отношений и может ли она существовать вообще, за исключением гонорарных соображений. Привести к общему знаменателю или схеме все происходящее на мировой арене – это то же самое, что вывести железобетонный закон общемирового развития, а это под силу только Господу Богу.

Через много лет доцент приехал в научную командировку в Дели, где я был посланником. Как писала та же Чарская – «жажда мести охватила все его естество». К сожалению, будучи бесхребетным либералом, я даже не стал напоминать доценту, как бессовестно он валил меня на зачете. Я выделил ему машину с водителем и опекал его как мог. Впрочем, от возмездия мой мучитель все же не ушел, выпив в гостях у какого-то индийского коллеги местного самогона с почти всеми вытекающими отсюда последствиями.

Проблемные деревья жизни могут выглядеть совсем не так, как учили нас в МГИМО. Одно такое дерево – старую раскидистую акацию с колючими ветками, росшую на территории посольства в Коломбо, увешанную людскими руками, ногами и кишками, которые прилетели через забор после взрыва бомбы, – пришлось спилить под корень. Снять весь этот ужас с его ветвей было бы просто невозможно.

На том самом месте, где взорвалась эта бомба, нарисованы большие красивые цветы. Такие же цветы на асфальте можно увидеть и на других улицах многострадального Коломбо. За двадцать семь лет вооруженной борьбы между тамильскими сепаратистами и правительством погибли семьдесят пять тысяч человек, в том числе в ланкийской столице, на которой террористы сосредоточили основное внимание. Тамилы увлекались, главным образом, мощными бомбами, состоявшими из пластиковой взрывчатки и поражающего элемента из сотен шарикоподшипников от велосипедных цепей. Взрыв одной такой бомбы подчас уносил зараз жизни сотни и более людей. Били не только по руководству – при мне погибли министры иностранных дел, социального благоденствия, торговли – этого разорвало бомбой на несколько кусков, атаковали главнокомандующего сухопутными войсками, первого замминистра обороны, и т. д., и т. п. Взрывы гремели по всему городу – на улицах, в магазинах, городских автобусах, железнодорожных вагонах. Взрывами бомб весом в одну тонну пластида были повреждены главный буддистский храм «Зуба Будды» в городе Канди и одна из центральных гостиниц в Коломбо. «Тигры», как звали себя тамильские террористы, организовали нападение на базу ВВС в Коломбо, вплотную примыкающую к гражданскому аэропорту, взяли штурмом другую базу ВВС в городе Анурадхапура, уничтожив там двадцать самолетов и вертолетов. Война шла на суше, на море и даже в воздухе. «Тигры» затопили несколько морских судов, подводя вплотную к борту катер со взрывчаткой и смертниками. Ряд объектов подвергся бомбардировке с использованием легкомоторных самолетов чешского производства «Злин». Каждый из них нес одну авиационную бомбу в 100 килограмм весом. Федеральное Бюро Расследований США в одном из своих ежегодных обзоров признало тамильскую террористическую организацию более эффективной и результативной, чем широко известные моджахеды и талибы в Пакистане и Афганистане. Короче: «ревел фугас, деревья гнулись…»