Тело Папы - Агостино Паравичини - Бальяни

Обсуждая зловоние трупа, Лотарио де Сеньи использует образы, не копирующие монашескую традицию «презрения к миру», но следующие проблематике, обсуждавшейся в салернской медицинской литературе. Это касается тлетворного зловония и гниения, порождающего червей, которые аналогичным образом описываются в «Салернских вопросах»[791]. Салернская школа учила, что «рептилии и мухи, а значит и змеи, рождаются из гниения во время летнего зноя, поэтому они несовместимы с природой человека и убивают его»[792]. В последние десятилетия XII века в Салерно большое внимание уделялось аристотелевским идеям о «спонтанном размножении»[793].

В упомянутом выше письме о пребывании двора Иннокентия III в Субьяко (1202) свойства мух, этих надоедливых насекомых, «так мешающих людям», описаны в деталях, за которыми стоит внимательное чтение и не менее внимательное наблюдение: их вред – следствие их природы, не флегматической, поясняет автор, а холерической[794]. Кардиналов, направлявшихся в Рим на созванный Григорием IX собор (1241), Петр Винейский устрашает комарами и вредными испарениями, типичными для летнего времени: «Если вы явитесь в Рим, чего вам ждать, кроме новых опасностей? Несносная жара, гнилая вода, грубая, нездоровая еда, тяжелый воздух, тучи комаров, тьмы скорпионов, толпы гнусного сброда! В городе полно подземных пустот, кишащих ядовитыми червями, с летними испарениями вылезающих наружу»[795]. Биограф Григория IX тоже пишет о нашествии змей в Риме и о трагических последствиях, болезнях и смертях, вызванных гниением их трупов[796]. Идея того, что зачумление воздуха может быть вызвано змеями и подземными чудовищами, выражена и в «Краткой практике», автор которой отлично знал курию[797].

Жизнеописание Григория IX упоминает о мерах, предпринятых папой, чтобы очистить улицы Рима от заражающей воздух гнили. Она даже стала литературным топосом: искоренение засевших в Торре Картулария смутьянов сравнивают с необходимостью снимать гной с плохо обработанной раны, а ересь – с заразной болезнью[798]. Об ужасной вони от разлагающихся нечистот пишут и кардиналы, бежавшие в Ананьи после смерти Целестина IV (1241)[799]. О том, что тема была злободневной, говорит наконец и то, что зловоние трупа, «наполненного червями и смердящего», стало предметом риторических упражнений в канцелярской переписке, связанной с двором Григория IX[800].

Трупами и их зловонием интересуется и трактат «Отсрочка последствий старости», которым мы вскоре займемся. Его автор, связанный с курией первых десятилетий XIII века, устанавливает точную связь между разложением трупов и малярией. Вредные испарения, vapor pestilentialis, здесь явно означающие малярию, якобы распространились среди греков (то есть в Византии) из-за горы трупов, брошенных «после ужасной битвы в Эфиопии»: эта информация взята из Авиценны[801]. С самого начала причины старения здесь показываются в «размножении организмов, заражающих окружающий нас воздух»[802], и эту идею позднее слово в слово повторил Роджер Бекон в своем «Послании о тайнах природы»[803].