Чисто семейное дело - Юлия Федотова

— Фу-у! — удивленно и бестактно сказал демон. — Ну надо же! Пожалуй, я вас оставлю…

Из дневника Хельги Ингрема

Слава всем богам и демонам! Спровадил! Жить стало лучше, жить стало веселее — так обычно говорит Макс, он большой любитель разного рода цитат и изречений, вроде нашей Энкалетте. Только она предпочитает мудрость народную, а Макс — поэтов, лицедеев и философов.

Надеюсь, к тому, как я поступил с клиентом, он отнесется философски. Поутру заскочу, сообщу.

Теперь о главном. Хотя для кого как… Короче, Мир мы опять спасли, способом постыдным и достойным всяческого осуждения. Наверное, поэтому нет никакой радости на душе, нет торжества победы.

К тому же семейное дело наше еще очень далеко от завершения. Две принцессы остаются в плену, и мы должны их вызволить. Надеюсь, лорды не прикончат их за ненадобностью или с досады, нам в отместку. Что-то подсказывает мне: Рагнар таким развитием событий будет очень огорчен, но как-нибудь переживет. Но для Годрика гибель невесты станет страшным ударом. Хоть он и убежденный кальдорианец, парень, в сущности, не вредный, я не желаю ему зла. К тому же мы немало пережили вместе, и в тяжелые моменты он неизменно показывал себя с лучшей стороны. Конечно, в бою от него было больше хлопот, чем пользы. Но трусости он не проявлял, и это главное. Боевые качества — дело наживное. Чего нельзя сказать о личностных. Тут все зависит от природы.

Взять, к примеру, того же цакаса… нет, он теперь цимбак. Слова-то какие — одно нелепее другого! Так вот, этот цимбак Инолга боится меня до неприличия, а ведь я его ни разу даже не ударил толком! Выйдет ли из такого хороший боец? Или Бандарох Августус. Я готов об заклад биться: даже в том случае, если самые выдающиеся воины Староземья и окрестностей возьмутся обучать его своему искусству — толку не будет. Возможно, рано или, скорее, поздно, он научится держать в руках оружие, но настоящим воином ему не стать, в силу особо нежной натуры… Зато с женой ему повезло. Дама она, прямо скажем, агрессивная, но Бандароху именно такая и нужна. В случае войны есть кому защитить многодетное семейство от врага…

Даже не знаю, чего это я про них вспомнил? Пожалуй, это не к добру. Хорошо, что мы договорились о ночном дежурстве. Кое-кто (из рода сильфов) считал его излишеством. Якобы защитного круга будет вполне достаточно, места здесь мирные. Очень спорное утверждение. На этом участке Венкелен всегда было полно речных грабителей и прочего маргинального элемента. По слухам, тут даже упыри встречаются… или оборотни? Не помню, да и не суть. Сейчас меня сменит Ильза, и я пойду спать. Будем надеяться, ни те ни другие нас не потревожат…

Пожелание его исполнилось, но только наполовину. Ни оборотни, ни упыри их действительно не побеспокоили. Случилось гораздо худшее.

Наемные убийцы!

Дюжина черных фигур возникла будто из ничего. Как они подкрадывались, Рагнар — именно в его смену случилось нападение — не видел; возможно, шли под прикрытием магии. Но тревогу рыцарь поднять успел, враг не застиг спящих врасплох.

Несколько секунд натиск нападавших сдерживал защитный круг. Потом он был пробит очень профессиональным силовым ударом, и битва началась.

Наемники-кансалонцы — великолепные воины, все как один, ведь плохих, не справившихся с квалификационными испытаниями, просто не принимают в гильдию. Сравниться с ними могут, пожалуй, только убийцы из древней, как само Староземье, Черной гильдии. Их техника боя несколько отличается от традиционной кансалонской (менее приспособлена для открытых пространств), но качеством не уступает — Годрик, Спун и, по малолетству, Урсула не могли ей противостоять. Да и Орвуд был слишком нерасторопен. Силы оказались неравными.

У Черной гильдии свой устав, свои жестокие правила. Нарушение их карается неотвратимо и сурово — не позорным изгнанием, как у Белых Щитов, — только смертью. Взяв плату, наемный убийца пойдет до конца. Он не посмотрит, кто перед ним: нежная дама, неопытный юнец, младенец или дряхлый старик. Он не отступит ни перед какой преградой. Он не знает жалости и страха. Его нельзя перекупить. От него никогда и никому не бывает пощады.

Единственный способ остановить его — это убить. Но сделать это очень и очень непросто, особенно в тот момент, когда он всеми силами старается убить тебя. И ему плевать на жизни тех, кто пришел вместе с ним, да и на свою собственную по большому счету. А тебе и самому помирать пока не хочется, и близких надо уберечь…

Нет, не равными были силы, как ни крути! И если бы они потерпели поражение в том бою, ни боги, ни смертные не могли бы их осудить.

Но они победили — верно, так было угодно Судьбе. Только цена оказалась страшной.

У самой двери, привалившись спиной к стене, лежал Эдуард, наследник престола ольдонского. Из груди его торчала черная рукоять кинжала. Из угла рта по белому лицу стекала черная струйка крови.

Рядом, на коленях стоял Годрик, его трясло. Ведь это он должен был сейчас лежать замертво, с ножом в груди. Это в него, не в Эдуарда, целил убийца. Тот закрыл его собой, защищал до последнего, а когда им на помощь смогла прийти Энка — было уже поздно…

Хельги не раз доводилось видеть, как здоровенные мужики, грозные кансалонские воины, «каменные лбы», не почитающие ни богов, ни демонов, воют в голос над телами своих убитых учеников. Он, если честно, удивлялся тогда, не понимал, что общего может быть у них с этими зелеными, бестолковыми юнцами, едва научившимися держать в руках меч? Что связывало их настолько крепко, что осиротевший наставник порой готов был с горя руки на себя наложить, приходилось удерживать силой?

Теперь он это понял.

Эдуард считался бывшим учеником. Хельги сам, давно уже, объявил его самостоятельным воином. И квалификационные испытания тот прошел успешно, и медальон свой получил… Пустые формальности! Оказывается, они ничего не значили. Связь, порожденная обетом, сохранилась.

И вот теперь она рвалась — с кровью, как живая плоть. Душа, сама сущность, разрывалась от боли.

Нет, он не выл, не рвал на себе волос, не катался по земле, молотя по ней кулаками, будто желая отомстить за собственную боль. Он просто стоял и смотрел. И что происходило с ним в эту минуту, понимала только Меридит. Чувствовала — ведь она была его сестрой. Трясла за плечи, просила сквозь слезы: «Только не молчи! Говори со мной, слышишь! Не смей молчать!!!» Но он молчал. Голос перехватило от боли.

Плакали Ильза с Урсулой — не таясь. Плакал Спун. Энка всхлипывала, пряча лицо, — она воин, ей бы не следовало… Но разве смертному хватит сил удержаться в такую минуту? Они знали — однажды она настанет. Но не думали, что так скоро…

Это было невыносимо — ощущение собственного бессилия. Аолен не хотел верить, не мог смириться. Целебная магия заживляет раны, но не оживляет мертвых. Такого не бывает. Но Аолен не сдавался. «Вдруг не все потеряно? — тешил себя несбыточной надеждой. — Вдруг удастся сохранить ту ниточку, что еще связывает Эдуарда с этим миром, ту призрачную тончайшую грань, что отделяет душу его от Долины забвения?»