Мятежное сердце - Эми Фетцер

— Рейн?

Он сжал ее в объятиях, не обращая внимания на боль.

— Ты победила, Микаэла. Я не могу бороться с твоим мятежным сердцем. — Он поцеловал ее в ухо. — Моя свобода заключена внутри него.

Микаэла почувствовала, как глупые слезы жгут ей глаза, откинулась на матрас, наслаждаясь ощущением того, что муж лежит рядом, и в первый раз за четыре дня уснула.

В каюту вошел Кабаи, и Рейн приложил палец к губам. Микаэла спала. Все дни она не отходила от него, он чувствовал это, черпал силы в ее прикосновениях, когда она смазывала ему раны целебной мазью.

Рейн осторожно встал с койки, араб подал ему одежду, и он стал одеваться, глядя на спящую жену. Она не послушалась его, попыталась вернуться в Англию, хотя в глубине души он знал, что так и произойдет.

Но то, что она приплыла в Марокко, рискуя не успеть в Англию, чтобы предупредить Ника, и помогла ему выбраться из того ужасного места, заставило его понять, что пропасть, которую он создал между ними, не убила ее любви. Потрясающее мужество. Рейн сел на стул, стараясь не потревожить спину, и осмотрел шрамы, красные, но не воспаленные, затем взглянул в зеркало. Каким же она увидела его, если даже теперь у него жуткий вид? Над глазом и на скуле огромные, начинавшие желтеть синяки. Его ударили по лицу несколько раз до того, как он потерял сознание от обрушившихся ему на затылок ружейных прикладов.

Кабан тронул его за локоть, жестом указав на суп и печенье. Рейн медленно ел, не отрывая взгляда от Микаэлы.

— Мы в открытом море? Недалеко от Лондона? Араб кивнул.

— Вы были без сознания почти неделю.

Рейн видел, чего это стоило его жене. Она выглядела похудевшей, резче обозначились скулы. Он доел суп и принялся грызть печенье.

Микаэла пошевелилась, и он с улыбкой смотрел, как она потягивается, демонстрируя ему соблазнительные округлости. На ней была простая домотканая юбка, блузка и больше ничего.

— Зачем ты встал? Что ты делаешь?

— Смотрю на тебя.

— Тебе нужно отдыхать.

— А тебе нужно поесть. Ты похудела. Мысль о еде заставила ее желудок сжаться.

— Значит, мне не надо будет носить корсет.

— Можешь скакать голой, я не против.

— Я не буду скакать.

— Ты уклоняешься от серьезного разговора.

— Мне нечего…

— Микаэла.

— Нет, Рейн. Я не могу.

«Я чуть не потеряла его и больше не могу рисковать», — подумала она.

— Мы недалеко от Лондона.

— Вижу.

— Я не отказываюсь от своих слов, Микаэла.

— От каких слов? Когда ты запрещал мне шпионить или когда признался, что хотел сделать мне ребенка? Или заставлял меня сделать выбор между тобой и восстанием?

— Я запрещал шпионить, чтобы тебя не пристрелили в ту же секунду, как твоя нога коснется английской земли. И ты выбрала мятеж.

— Это единственное, что у меня было! — сказала она, становясь напротив. — Ты бросил меня.

— Я бы вернулся.

— И когда бы это произошло, не найди я тебя? Вернулся бы домой в гробу. Так что не тебе говорить о риске и безопасности, Рейн.

— Ты права.

— А что ты скажешь насчет ребенка? Зачем обманывал меня?

— Я тебя не обманывал! Я не скрывал, что хочу иметь от тебя детей. И ты не протестовала, когда мы занимались любовью, Микаэла. — Она улыбнулась. — Результат неизбежен. Признаю, я думал, что материнство приглушит твою чертову потребность шпионить в пользу американцев и…

— И что?

— Я боялся, — еле слышно прошептал он. Микаэла опустилась перед ним на колени, и Рейн взял ее руки в свои. — Я приходил в ужас от того, что твое дело может отнять тебя у меня. Или мои поиски отца. Я хотел привязать тебя к себе, получить шанс, что мы снова будем вместе. Но стоило мне покинуть остров, как я понял, что у меня уже есть то, чего я больше всего желал. Любимая женщина, которая принимает меня и которая всегда будет мне опорой. Но я подвел тебя. Я хотел убить отца за страдания всей моей жизни, за то, что он вынудил меня причинить тебе боль. Я сам хранил в себе гнев, подогревал его, а выплескивал на других. На тебя.

— А теперь?

— Я не могу тратить на него силы. — Рейн коснулся ее щеки. Ей так не хватало этих прикосновений. — Я хочу тратить их на любовь к тебе. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — ответила Микаэла, касаясь губами его губ.

— Я прощен? — Он ухватил зубами ее нижнюю губу.

— А ты простишь меня за то, что я была такой…

— Упрямой? Неуступчивой?

— Да. — Ее руки скользнули к его бедрам. — Поцелуй меня, Рейн, пока я не умерла от желания.

— Этого нельзя допустить, — сказал он, целуя ее.

— Прикоснись ко мне, я так скучала по твоим рукам. Он расстегнул на ней блузку, спустил с плеч и обхватил ладонью грудь.

— Я хочу тебя, сейчас.

— А твоя спина? — Микаэла осторожно погладила его. — О! Там больше нет ран.

Усмехнувшись, Рейн посадил жену к себе на колени, сжал под юбкой ягодицы, поласкал бедра, а потом взял в рот сосок. На миг подняв глаза, он с радостью увидел на ее лице нетерпение. Микаэла теснее прильнула к нему, стала лихорадочно расстегивать ему штаны, а он продолжал губами и языком ласкать грудь, сначала одну, потом другую. Тем временем ее пальцы сомкнулись на его плоти, гладили, прижимали к лону.

— Это неприлично, — прошептала она.

— Нисколько, — ответил Рейн, усиливая нажим. — Господи, я уже думал, что больше никогда тебя не обниму, Микаэла. Я люблю тебя, Микаэла.

Она направила его к цели, улыбаясь, сжала руками спинку стула и начала ритмично подниматься и опускаться, будто скакала легкой рысью.

Не обращая внимания на жгучую боль в спине, Рейн еще глубже вошел в нее. Она видела его наслаждение, чувствовала, как оно поглощает его, и когда она уже изнемогала от желания ощутить его экстаз, Рейн повел ее за собой к вершине. Ему казалось, что он перестанет дышать, перестанет жить, но тут оба вздрогнули в последней судороге, граничащей с болью. Он никогда ее не покинет. Она завладела его душой, она будет с ним и в следующей жизни, и он будет любить ее много веков. Без нее он ничто. С ней он будет жить. И когда Микаэла с откровенной страстью приникла к его губам, Рейн понял, что вернулся домой.

Он смотрел, как она принимает ванну, находя эту процедуру очаровательной.

— Ты не опаздываешь? «Виктория» могла уже выйти в море.

— Возможно. Если дядя не нашел корабль, мятежникам не о чем беспокоиться.