Где ты теперь? - Юхан Харстад

— Что ты! Ясное дело, я все верну.

— Хорошие были деньки, — повторил он, — правда ведь?

— Ага, — ответил я, — просто замечательные.

Йорн посмотрел на часы. Было поздно. Пора собирать кости и двигать. Поднявшись, мы постояли еще чуть-чуть, немного потерянные и уже в похмелье.

— Ну, увидимся, — сказал он, пожимая мне руку, а потом развернулся и направился к зданию почты.

— Увидимся, — ответил я ему вслед, не двигаясь с места.

— Матиас! — обернулся Йорн, пройдя немного.

— Что?

— Береги себя!

Я поднял в ответ руку, и тогда он опять отвернулся, поднялся по ступенькам к почте, обогнул ее и исчез за домами.

Покачиваясь, я немного постоял в переулке, потом свежий воздух добрался до меня, и я отправился вниз по улице до Вогена, где останавливаются такси. Там я пристроился в хвосте и стал ждать. Не я один хотел домой. Все хотели. Домой. Но мне надо было ехать дальше всего и ждать дольше всех. Руки мои висели плетьми, я покачивался и смотрел на асфальт, как вдруг кто-то хлопнул меня по спине и сунул мне в лицо обкусанную сосиску.

— Во как! — произнесло лицо, которому принадлежала сосиска.

Повернувшись, я увидел Гейра, а с ним еще парочку призраков, которые учились в параллельном классе, когда я почти пятнадцать лет назад ходил в школу в Хетланде. Гейр приобнял меня. Такого объятия не дай бог никому.

— Привет.

— Во как! Чего это он говорит?

— Почти ничего, — ответил я.

— Гляньте-ка, он даже поздороваться не хочет со старыми одноклассниками!

— Я только что сказал «привет».

— Это у тебя шутки такие, что ли?

— Как меня зовут? — спросил я.

— Нет, но мы же бывшие одноклассники, нам надо держаться вместе, и все такое. Ты вообще чем сейчас занимаешься?

Я мог ответить что угодно, все равно что.

Я сказал:

— Мы в разных классах учились.

— Чего? Ну, ясное дело, в разных. Ну, колись, чего делаешь сейчас?

— Служу во французском Иностранном легионе, — ответил я, — я целые деревни вырезал. Ты бы видел как!

Он немного покачался, а потом сообщение дошло до его мозга.

— Во как! Кучу денег получаешь небось?

— Ты помнишь, как меня зовут? Мы же ни разу не разговаривали.

— Да чего ты к этому прицепился?

Потом он задумался. Долго думал. Хорошенькую задачку я ему задал. Он ткнул меня пальцем в грудь:

— Томас? Так? Да? Ну, что скажешь?

— Да, — ответил я, — Томас из Иностранного легиона.

Подъехало такси. Подошла моя очередь. Гейр опять уцепился за меня, обронив последний кусок сосиски, и тот плюхнулся на асфальт.

— Черт! Подожди!

Наклонившись, он поднял остатки сосиски, а потом, хватаясь за мою куртку, опять принял более-менее вертикальное положение.

— Может, подвезете нас с Оддгейром? Тебе куда?

— Далеко отсюда, — ответил я, садясь на заднее сиденье и закрывая дверцу. Водитель развернулся и поехал к гостинице «Атлантика», а я назвал адрес и заулыбался. Сидя на заднем сиденье, я расплывался в улыбке, потому что на этот раз у меня действительно получилось, в целом городе и следа моего не осталось, я превратился в прошлогодний снег, и когда мы проезжали по Мадлавейен и сворачивали на трассу, я взглянул на дом, где, по словам Йорна, жили Хелле и Матс. Я готов был поклясться, что на секунду увидел ее в окне и она выглядела счастливой, помахала мне рукой и я тоже поднял руку, чтобы помахать ей в ответ, но не успел, потому что мы свернули с трассы, и мне надо было следить, правильно ли мы едем.

Может, это был слишком скоропалительный вывод?

Может, я был трусливее тупиков?

Нет, не был. Иногда бывает нужно просто уехать.

Иногда тебе приходится сжигать мосты и плыть по морю.

Только капитаны ради посмертной славы тонут вместе с кораблем.

Я же приготовился сесть в спасательную шлюпку. И вернуться на Фареры. Навсегда.

Покачиваясь, я прошел в гостиную, ухватился за дверной косяк, а потом заполз на диван и застыл, глядя на книги, по-прежнему сложенные аккуратной стопкой на столе. Я положил руку на книгу, лежащую сверху. Автобиография База Олдрина. Зачитанная до дыр.

Базу Олдрину тоже частенько приходилось нелегко. Все катилось по наклонной плоскости, но обрыв был круче, чем казался. Началось все незаметно, беда подкралась сзади, в 66-м, после полета «Джемини-12». Он чувствовал усталость, истощение, у него едва хватило сил доползти до кровати, на которой он пролежал, не вставая, целую неделю. И он сам, и его жена Джоан посчитали это вполне естественным: сказался полет в космос, долгие тренировки, человек вымотался, все происходит так быстро. Ясное дело, это расплата. Но все пройдет, правда же? На самом же деле неясные предупреждающие сигналы шли от его собственных нервных центров, но они были слишком тихими, и их никто не слышал. Встав на ноги, он опять принялся за работу, началась новая программа «Аполлон», люди должны высадиться на Луне до начала семидесятых, времени почти не оставалось, Олдрину сообщили, что он войдет в состав команды «Аполлона-11», и он вновь приступил к тренировкам, вместе с Армстронгом и Коллинзом. Шепотом он сообщил Джоан, что, появись у него выбор, он полетел бы с другой экспедицией, более поздней, тогда ему досталось бы меньше внимания и он больше времени посвятил бы научным исследованиям, но больше он никому такого не говорил. Ни звука. Потому что от полетов еще никто не отказывался, а поступи он так — и двое других астронавтов тоже могут оказаться под подозрением. Поэтому он полетел. На Луну. И обратно. Он увидел, как при их взлете американский флаг, установленный ими в Море Спокойствия, медленно падает и поднимает лунную пыль. А по возвращении их ждет море внимания, все хотят поговорить с ним, поздравить его и расспросить. Ну и как там, на Луне? О чем вы думали? Что чувствовали? Каково это — побывать на Луне? Но их не везде хорошо принимают, студенты в университетах забрасывают астронавтов помидорами, потому что полет на Луну обошелся в двадцать четыре миллиарда долларов, которые можно было потратить на что-то другое, война во Вьетнаме в самом разгаре, в мире царит раздор, но Олдрина с женой сажают в самолет и вместе с Армстронгом, Коллинзом и их супругами везут показывать миру. Грандиозное рекламное турне НАСА, он не хотел участвовать в этом, наоборот, чувствовал давление со стороны НАСА, и от одной мысли о том, что он станет продавцом на службе у американской космонавтики, ему становилось страшно. Тем не менее он едет, успокаивая себя тем, что если будет совсем плохо, он в любой момент сможет отказаться, вернуться к программе «Аполлон» и спрятаться от официоза. Но остановить мировое турне не под силу никому, Олдрину сложно, вокруг слишком много людей, их окружает толпа, внимание сдавливает его, газеты выдают недостоверные и лживые статьи одну за другой, утверждают, будто он подхватил лунную болезнь и принес вирус на одном из лунных камней. Олдрину и Джоан приходится тяжело, но они стараются изо всех сил, улыбаясь, принимают ключи от городов, пожимают руки, произносят речи, врач, сопровождающий турне, выписывает Олдрину успокаивающее, но тревога не исчезает. Дела идут все хуже и хуже, и, похоже, именно в Норвегии тревога вырывается наружу. Единственным скандинавским городом, который они посетили, был Осло. Они отобедали в королевском дворце вместе с древним и умудренным опытом королем Олавом, поучаствовали в параде на улице Карла Юхана, который уличные зрители встретили холодно и без интереса, машинально хлопая в ладоши. Во всяком случае, так ему показалось, и он чувствует себя угнетенным, ведь его родители из Швеции, все должно было быть иначе. На вертолете их отвозят в старый домик в горах, и там Олдрин срывается. Он отказывается от ужина, не встает с постели, и Джоан пытается успокоить его, но безрезультатно. Они пьют виски. Разговаривают о том, почему нельзя вернуть прошлое, ему кажется, что он стал подделкой самого себя и ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Джоан утешает лучше, чем Красный Крест, но все бесполезно, время идет, а мистер и миссис Олдрин сидят в спальне романтического сельского дома в Норвегии и пьянеют от виски, в первый и последний раз за время всего турне. И плачут. Олдрин плачет, он больше так не может, ему хочется домой, хочется навсегда исчезнуть. В ту ночь они засыпают, прижавшись друг к дружке, словно перепуганные дети, боящиеся волков, которые притаились за дверью. Однако турне продолжается, они стараются держаться.