Смертельная лазурь - Йорг Кастнер

Катон кивнул:

— Ничего не поделаешь. Только так мы сможем помешать жерардистам в осуществлении их преступных планов подорвать доверие граждан Нидерландов к своему правительству, потрясти основы страны.

— Так что с жерардистами? — поинтересовался я. — Дали что-нибудь их допросы?

— Дело продвигается крайне медленно. Многие из арестованных запираются, другие признаются, называют имена сообщников, которых мы также арестовываем. Должно пройти время, пока мы сможем взять всех заговорщиков. Вряд ли удастся переловить всех до одного. Мы уже задержали человека, приходившего за картиной на квартиру к Осселю Юкену и за вознаграждение склонившего Беке Моленбергкдаче ложных показаний. Это некий купец с Лейдсеграхт, тесно сотрудничавший с ван дер Мейленом. Арестован и Исбрант Винкельхаак.

— Владелец потонувшей «Чайки»?

— Верно. Глупец захотел получить страховку за погибшее судно. Это и позволило заняться им.

— Какова судьба обломков «Чайки»?

— Что не сгорело и не взорвалось, отправилось на дно морское.

— И груз, как я понимаю, пропал! — с удовлетворением отметил я.

— Мы исходим из этого, — подтвердил инспектор Катон.

— К счастью. — Я уже собрался прощаться с ним, и тут вспомнил еще об одном. — Какова будет судьба Охтервельта? Ему грозит суровое наказание?

— Самому Эммануэлю Охтервельту — вне сомнения. Уже одно то, что он предал вас, говорит о том, что Охтервельт по самые уши сидит в деле заговорщиков. Скорее всего остаток жизни ему придется провести в тюрьме Распхёйс. Что же касается его дочери, она отделается легким испугом. Ей почти ничего не было известно, а участие в католических богослужениях само по себе не есть преступное деяние. К тому же наши законы воспрещают католикам открытые богослужения.

— Как же Йола будет обходиться без своего отца?

Катон мельком взглянул на стоявшую в молчании у могилы отца Корнелию.

— Похоже, участь молодых женщин не оставляет равнодушным ваше сердце, Зюйтхоф. На допросе дочь Охтервельта упомянула о своей тетке, живущей в Оудеватере. Я позабочусь о том, чтобы девушку доставили туда.

Подошедшая Корнелия тронула меня за локоть.

— Господа снова заняты обсуждением важных дел?

— Не совсем так, — попытался защититься Катон. — Мы просто говорили о молодых дамах. Я сказал Зюйтхофу, что в отношении их у него безупречный вкус.

Амстердам

9 января 1670 года

Недели после смерти Рембрандта оказались нелегкими для Корнелии. Магдалена ван Лоо, вдова Титуса, похоже, была полна решимости проследить, чтобы все полагавшееся ей и ее дочери Тиции наследство было выплачено до последнего гроша. И теперь, после всего, что выпало на долю Корнелии, ей предстояло сражаться и с толстокожей Магдаленой. Последняя постаралась убедить всех и вся, что Корнелия, согласно закону, внебрачная дочь Рембрандта. На счастье, почти по всем спорным вопросам между опекуном Корнелии, живописцем Кристианом Дузартом, и опекуном Тиции, ювелиром Франсом ван Бейертом, царило единство мнений. Однако не успел подойти к концу тяжкий 1669 год, как и Магдалена последовала за своим скончавшимся супругом Титусом. Столь ранняя смерть не являлась в Амстердаме чем-то необычным даже и без содействия заговорщиков.

Опекун Корнелии счел наиболее разумным упразднить хозяйство на Розенграхт, поскольку большая часть имущества все равно должна была пойти с молотка в счет выплат по задолженностям. Поэтому почти все покои Рембрандта были после его смерти опечатаны, в том числе и облюбованное мною помещение. Коллекцию раритетов мастера также должны были продать на аукционе. Так что мне пришлось распрощаться с моим безмолвным другом — набитым опилками медведем.

Как и с самим домиком на Розенграхт. С легкой руки Корса я подыскал себе небольшую и доступную по цене квартирку в мансарде дома у Ботермаркт, где имелись все условия для занятий живописью, в последнее время порядком запущенных мною. Меня переполняли воспоминания недавних месяцев, возможно, именно поэтому мне удалась парочка картин, которые удостоились похвал по части выразительности и даже принесли мне некую сумму, превышавшую ожидаемую.

С Корнелией мы виделись в эти дни лишь от случая к случаю. Девушка почти все время проводила в обществе Дузарта, желавшего досконально проверить все имущественные вопросы перед вступлением Корнелии в брак. Когда в один прекрасный день Корнелия стала добиваться от него согласия на нашу свадьбу, Дузарт предложил нам дождаться весны: мол, весна самое подходящее время для подобных торжеств, как он выразился. На деле же он просто не был в курсе относительно моей особы, посему намеревался подвергнуть наши чувства испытанию.

Наши встречи с Корнелией происходили чаще всего по воскресеньям после церковной службы, и вскоре Дузарт доверял нам настолько, что даже отказался выступать в роли нашей с ней дуэньи. Во второе воскресенье нового, 1670 года, когда Амстердам покрыл снег, а замерзшие каналы и речки поблескивали в лучах солнца серебристым льдом, мы отправились за городские ворота прокатиться на коньках — там просторнее, да и лед замерзшей реки прочнее.

Впрочем, и здесь мы увидели множество тех, кто пожелал развлечься в это холодное зимнее воскресенье. А мы жаждали уединения. На берегу покрытой льдом речки был лоток, где мы угостились жареными каштанами и грогом, после чего продолжили пируэты по льду на стальных коньках.

Когда солнце уже клонилось к закату, мы, отыскав укромное местечко у причала, опустились на вмерзшую в лед лодку и стали обсуждать наше будущее. Стемнело. Мне почудилось, что я вижу на берегу силуэт затаившегося у ствола дерева человека. Лишь когда мы собрались в обратный путь, я разглядел, что это и впрямь человек. Будто изваяние, стоял он, явно поджидая нас. Приблизившись, я оторопел — широкоплечий верзила со шрамом во всю правую щеку.

Я в ужасе сжал локоть Корнелии, и мы, не устояв, упали на лед. В другое время мы бы вволю посмеялись над собственной неловкостью, однако сейчас нам было не до смеха.

Стоявший в отдалении человек со шрамом чувствовал себя на коньках уверенно. Не успели мы подняться, как он приблизился. Теперь отпали малейшие сомнения — это мой давний знакомый. Сколько раз он становился мне поперек дороги! Физиономия его выдавала решимость раз и навсегда покончить со мной, с тем чтобы эта воскресная встреча была последней.

Выхватив из-под зимней куртки пистолет, негодяй направил его на меня.

— Добрейший вечерок, мазальщик несчастный. Что, не ждал встречи со мной? Наверное, думал, что я вместе с обломками «Чайки» давным-давно на дне у Текселя?

— Разве тебя не было на «Чайке»? — глуповато спросил я, стараясь выиграть время и лихорадочно соображая, что предпринять.

— Был, конечно. Куда мне деться? Но в нужный момент я спрыгнул в воду и доплыл до острова. Кто-то ведь должен остаться в живых, чтобы исполнить наш завет.