Летающий полководец - Лео Франковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
клич, звучавший как вой волка, он вскочил на спину монгольской лошади, которая, как было
сказано, не могла двигаться.
- Нет Бога, кроме Аллаха! – закричал он снова, мстя с пятнадцатилетней задержкой.
Он замахнулся высоко - так, как если бы он рубил дрова и ударил по шее всадника.
Он замахнулся еще раз, хотя в этом и не было необходимости, и голова монгола отлетела
в сторону. Потом он перебрался на спину следующей лошади и повторил представление!
Зрелище этого подсказало нашим мужчинам, что нужно делать! Людская волна
из топорщиков побежала к пикинерам, а затем, чтобы добраться до врага, взобралась им
на плечи и головы! Возможно, что при этом многие пикинеры получили ушиб спины, но я никогда не услышал на этот счет никаких жалоб. Через несколько минут десять тысяч
топорщиков и мечников взобрались на головы пятисот тысяч монгольских всадников, убивая их безо всякой пощады.
Меньше чем за десять минут все было кончено и в живых не осталось никого, кроме
христианских всадников. В этом сражении было убито полмиллиона врагов и армия почти
не понесла потерь за исключением нескольких сломанных ног и растяжений, а также одного
случая, похожего на сердечный приступ.
И над полем боя наступила странная тишина. Пикинеры все еще напирали вперед, поскольку не могли придумать ничего лучшего. Топорщики наверху просто ошарашено
оглядывались вокруг не видя никого, чтобы убивать и благоговейно взирая на устроенную ими
бойню. И ни все стояли там, запыхавшись.
А затем кто-то запел одну из армейских песен – ту самую, которая в один прекрасный
день станет польским национальным гимном.
Ввеки Польша не погибнет,
Если мы живем!
Потом они допели песню и кто-то начал молиться. Мужчины отошли назад
и монгольские лошади, задохнувшиеся или раздавленные, упали на землю. Большинство наших
воинов встали на колени и вознесли молитву Богу.
Война окончилась.
133
Пришел гетман Владимир и мы начали с ним обсуждать как навести порядок. Наших
раненных мы разместили в одном месте, убитых – в другом. Одних мужчин мы назначили, чтобы собирать добычу, а других - готовить ужин.
- А что нам делать с монголами? – спросил он.
- Положите их деньги и драгоценности тут, а их оружие и все остальное - там, -
раздавал я указания, - Разместите их тела на этом подъеме, чтобы потом сжечь, а их головы –
на тот холм. Я хочу точно посчитать количество убитых, так что складывайте их аккуратно.
- Так точно, пан. А что насчет раненых монголов?
- После того, как вы разместите все их головы на этом холме, а их тела на подъеме, то можете оказать медицинскую помощь тем, кому она будет необходима.
- Так точно, пан, никаких пленных. Я просто хотел быть в этом уверен.
- Ну что еще ты прикажешь делать с монгольскими пленниками? Они не могут сообщить
нам никаких секретов. Мы до бесконечности можем их кормить и охранять. Если мы
позволим им уйти, то мы не оставим им выбора, кроме как грабить и убивать по пути домой, что неприемлемо. Орда никогда не согласится обменять их на пленных христиан. Они считают, что те, кто попали в плен, не выполнили свой долг! И их необходимо убить! Лучше убить их
сейчас и больше не возвращаться к этому вопросу.
- Да, пан. В любом случае, сомневаюсь, что кто-нибудь из них остался в живых.
Он начал грамотно раздавать приказы, а я побрел дальше.
По булаве, я определил, что рядом со мной находится священник и тогда я вспомнил
про графа Ламберта. Сначала он не решался ехать на две мили отсюда, когда здесь было
так много людей, которые нуждались в его услугах, но я спешился и предложил ему Анну, чтобы она могла быстро доставить его туда.
Анна сообщила мне, что "Мне не нравится эта идея".
- Смотри, девочка, война закончилась и Ламберту нужен священник. У меня все
в порядке. Тут рядом со мной твоя белая сестра и она может позаботиться обо мне также, как и ты. Но я единственный, кто может говорить на ее языке, поэтому я не могу ее одолжить.
Понимаешь, да?
Она все еще обижалась на меня, когда уезжала вместе со священником.
Я оседлал белого Большого Человека и поехал по полю.
Стояла давящая тишина, как будто бы сейчас читали мессу, и никто не должен был
говорить. Мужчины усердно работали над порученными им задачами, но они говорили только
тогда, когда это было совершенно необходимо и притом шепотом. Случилось что-то, что было
больше, чем все мы и, несомненно, святое.
Артиллеристы не участвовали в добивании. Стрелки