Черный лебедь - Звева Казати Модиньяни

Два дня спустя дверь камеры открылась, и на пороге возникла массивная фигура монсеньора Бригенти.

– Только вы могли отыскать меня, – с усмешкой заметил Эмилиано.

У него за эти дни отросла густая щетина, рубашка была порвана, волосы растрепаны, но он снова владел собой.

Монсеньор Бригенти не стал терять времени на объяснения, каким образом он выяснил местопребывание беглеца и как ему удалось явиться сюда в столь короткий срок.

– Ты плохо выглядишь, мальчик, – сказал он без тени укора.

– Вы тоже не в лучшей своей форме, – заметил тот.

У прелата было серое усталое лицо и воспаленные глаза, как у человека, не спавшего несколько дней.

– Годы берут свое, мой мальчик. Все мы стареем, – ответил он.

– Чем могу быть полезен? – вызывающе спросил Эмилиано.

– Мне ничем, – сказал он. – А матери своей ты нужен. Так что собирайся, я отвезу тебя к ней.

По тому, как предупредительно обращались с ним полицейские, было ясно, что монсеньору Бригенти каким-то образом уже удалось замять дело, и через четверть часа они с Эмилиано покинули тюрьму.

Эстер ждала их в номере на третьем этаже отеля «Савой». Обнимая ее, Эмилиано словно бы увидел мать другими глазами – никогда она еще не была ему так близка. Впервые за многие годы в ее объятиях он почувствовал себя в безопасности. Мать не спросила его о причине этого неожиданного бегства, не стала выяснять, почему он оставил жену в Сен-Морице и не явился на похороны отца. Она лишь тихо сказала:

– Мне очень не хватало тебя.

– А мне тебя, – прошептал Эмилиано.

Он скрылся в ванной, чтобы привести себя в порядок, а поскольку не во что было даже переодеться, вышел оттуда завернутым в белую махровую простыню. Мать и сын мирно пили чай в ее номере и говорили о чем угодно, но только не о том трагическом событии, которое поразило семью. Убаюканный родным голосом матери, Эмилиано, словно ребенок, заснул прямо в кресле в гостиной. Эстер разбудила его и отвела в номер, заранее снятый для него. Он был так обессилен, что лег в постель и тут же уснул.

Проснувшись на следующее утро, Эмилиано нашел на стуле рядом с кроватью новое белье и костюм. В гостиной перед подносом с первым завтраком сидел монсеньор Бригенти. Эмилиано поздоровался с ним и поблагодарил за своевременное вмешательство и помощь в разрешении конфликта с лондонской полицией.

– Будем надеяться, что подобное больше не повторится, – ответил монсеньор, намекая на бегство Эмилиано.

– Думаю, что это исключено.

Себастьяно дружелюбно улыбнулся ему.

– Надеюсь, чашка кофе тебе не повредит, – сказал он, предлагая составить ему компанию.

– А где мама? – спросил тот, отрезая себе кусок кекса с изюмом.

– Она ушла, – сообщил прелат. – Но не за покупками. Она пошла на прием к известному кардиологу. Мне с немалым трудом удалось убедить ее сделать это.

– Как она себя чувствует? – забеспокоился Эмилиано.

Прелат поднял на него испытующий взгляд.

– Твою мать никогда нельзя было назвать здоровым человеком. Ты и сам это знаешь. А события последних дней не пошли ей на пользу. Вчера у нее был небольшой приступ. Приехал врач и выписал направление к кардиологу.

Эмилиано благодарно взглянул на этого человека, который заботился о здоровье его матери словно любящий муж.

– И что ты собираешься делать теперь? – спросил его монсеньор Бригенти.

– Хочу задержаться в Лондоне еще ненадолго, – ответил он.

– А как твоя жена? – осторожно осведомился прелат.

Эмилиано вытер губы салфеткой и бросил ее на стол.

– Все в порядке, – сухо сказал он. – Она обо мне не скучает.

Бригенти не стал углубляться в эту тему, хотя было ясно, что между Ипполитой и Эмилиано произошло что-то серьезное.

– А твой отец?

– При чем тут отец?

– Ты даже ничего не спросил о нем.

– Все в прошлом, – коротко отрезал Эмилиано.

– Не совсем обычный способ хранить память о своем родителе, – поднял брови прелат.

Эмилиано потемнел лицом.

– Я еще толком не пришел в себя, – сказал он. – Мне нужно немного побыть одному. А вы что будете делать? – попытался он переменить разговор.

– Еду в Бразилию, – сообщил ему Бригенти. – Но не говори пока об этом матери. Я ей сообщу в свое время. Будь с ней рядом, если можешь. Ей нужна чья-то поддержка.

– Это наша прощальная встреча?

– В некотором смысле, – ответил Себастьяно, засовывая руку в карман и доставая что-то. – В участке мне выдали твои вещи. Среди них была эта булавка для галстука. Мне кажется, она принадлежала твоему отцу. Наверное, тебе будет приятно снова иметь ее.

– Я всегда буду благодарен вам за все, что вы сделали для меня, – сказал Эмилиано, беря булавку.

И двое мужчин попрощались, обменявшись крепкими рукопожатиями, в то время как гостиничный рассыльный уже взял багаж монсеньора Бригенти.

Ничего не изменилось в столовой виллы «Эстер» с тех пор, как я была здесь в первый раз с Эмилиано: те же потолки с лепными фризами, та же шелковая обивка на мебели, то же фамильное серебро на столе. Мы ужинали вдвоем с Эстер. Фабрицио придумал какой-то предлог, чтобы уехать, и нам никто не мешал. У Эстер в запасе было еще немало семейных историй, которые она хотела поведать мне, а у меня много вопросов, чтобы задать их ей. Молчаливое присутствие слуги-филиппинца, который подавал кушанья на стол, нам не докучало.

– И в плохом, и в хорошем Эдисон был незаурядным человеком, – сказала Эстер. – И это, возможно, как-то отразилось на детях. Сравняться с ним в делах было слишком трудно, поэтому они погрязли во всяческих раздорах и распрях. Их энергия уходила больше на соперничество между собой, чем на реальную деятельность в интересах издательства.

Я лишь кивала, слушая ее очень внимательно и стараясь удержать в памяти все, что она говорит.

– Так было, когда Лола и Валли объединились против Джанни, – продолжала хозяйка дома. – Это была грубая ошибка. Джанни – гений предпринимательства, и без него фирма начала приходить в упадок.

Я знала все о том, как Джанни Монтальдо был вытеснен сестрами из издательства, все о его изгнании из семьи. Эмилиано рассказывал мне об этом в подробностях.

Это случилось в восемьдесят втором году, и Джанни был коммерческим директором издательства, когда его зять, Коррадо Кайзерлан, обнаружил, что тот принимал дорогостоящие подарки от некоторых крупных поставщиков. Таков был Джанни с самого детства. Он никогда не мог устоять перед искушением урвать себе лишнюю долю, хотя и приносил своей деятельностью гораздо большую пользу.