Юность - Карл Уве Кнаусгорд

Нет, такие мысли надо гнать, а то я либо спячу, либо в тюрьму угожу.

Я улыбнулся и, повернув голову, посмотрел на компанию, гонявшую мяч, и на тех, кто прыгал через скакалку. Похоже, всем им было весело.

О нет, ко мне направлялся маленький толстячок.

— Здравствуйте! — Он устремил на меня свои печальные и в то же время радостные глаза.

— Привет! — поздоровался я. — Через скакалку прыгал?

— Да, но я вылетел сразу же.

— Это бывает, — утешил его я.

— Можно я к вам сегодня в гости приду? — спросил он.

— Ко мне? Это еще зачем?

— Но ведь гости — это приятно, разве нет? — спросил он.

Я улыбнулся:

— Это верно. Но сегодня не самый лучший день. Я собирался поработать. Но в другой день бери с собой кого-нибудь из приятелей и заходи.

— Хорошо, — сказал он.

Я вытащил из кармана часы.

— Через две минуты прозвенит звонок, — сказал я. — Если пойдем не спеша, то как раз до двери дойдем.

Он взял меня за руку, и мы направились к двери.

Андреа и Хильдегюнн, засунув руки в задние карманы брюк, стояли под окном Ричарда и наблюдали за нами.

— «Яд» — дикая скучища, — пожаловалась Андреа. — Может, возьмем что-нибудь другое?

— Это классика норвежской литературы, — сказал я.

— Да класть мы хотели, — отмахнулась Хильдегюнн.

Я выставил указательный палец.

Они расхохотались, и тут прозвенел звонок.

В субботу я сыграл свой первый домашний матч. Форма у нас была зеленая с тонкими белыми полосками, шорты белые, гетры зеленые. Я играл за центрального полузащитника, а Нильс Эрик, поддевший под шорты рейтузы, топтался у бровки.

Зрителей тоже хватало. Большинство толпились вдоль боковых линий, а некоторые встали на склоне напротив. Заметив среди болельщиков Вивиан и Андреа, я помахал им перед матчем, а когда спустя несколько минут кто-то выкрикнул: «Давай, Карл Уве!» — я посмотрел в их сторону и улыбнулся. Кричала Вивиан, а Андреа дергала ее за куртку, стараясь утихомирить.

Мы выиграли со счетом один — ноль, настроение в раздевалке после игры было приподнятым, все собирались куда-нибудь отметить победу, большинство, насколько я понял, решили выбраться в Финнснес, и на меня со всех сторон сыпались приглашения присоединиться к празднику, но я не мог — ждал Ирену.

По пути домой я зашел в школу и из учительской позвонил Ингве.

— Как дела? — спросил я.

— Неплохо.

— Ты мне письмо обещал. И где же оно?

— А, точно, — сказал он. — Просто голова другим занята была.

— Это чем, например?

— Например, тем, что мы с Кристин расстались.

— Расстались?

— Да.

— Почему?

— Я ведь тебя ни о чем не спрашиваю.

Мы помолчали.

— Слушай, я вообще-то тороплюсь, — сказал он. — Я сегодня вечером в киноклуб иду. Потом поговорим, ладно?

— Да, — ответил я.

Я положил трубку, надел куртку, запер дверь и вышел на улицу. Небо было серым, а с моря сильно дуло. На фьорде белели барашки. Дома я поставил в духовку замороженную лазанью и съел ее прямо из белого пластикового контейнера, запивая пивом. Я открыл вторую бутылку, когда возле дома притормозила машина.

Это ко мне, подумал я, и член у меня затвердел. Через секунду в дверь позвонили, я сунул руку в карман, чтобы со стороны было незаметно, и пошел открывать.

— Привет, — сказала Ирена.

Машина посигналила и поехала вниз.

— Привет, — ответил я.

Ирена шагнула вперед и обняла меня. Обнимая ее, я вытащил руку из кармана, но, чтобы Ирена ничего не заметила, слегка согнулся.

— Как же я рада тебя видеть, — воскликнула она. — Я так ждала! Прямо часы считала!

— И я тоже, — ответил я. — Проходи!

— Мне сегодня вечером возвращаться, — сказала она, — но это еще нескоро. За мной в полдвенадцатого заедут. Ничего?

— Разумеется, — сказал я.

Я поставил пиво на стол, открыл бутылку белого и разлил вино по бокалам. Чтобы что-то получилось, надо пить, причем что-нибудь покрепче пива, это очевидно.

— Скол[50]! — сказал я, глядя ей в глаза.

— Скол! — улыбнулась она.

Я поставил Криса Айзека. Это я продумал заранее: тихие, меланхоличные, но при этом слегка безумные мелодии — как раз то что надо.

Ирена уселась на диван. Я опустился рядом, но прижиматься не стал. На ней была та же белая блузка, в которой она приходила ко мне в первый раз. На ее налитую грудь я не смотрел, но ощущал тугие бедра под синими джинсами.

Ох.

— Отлично в Финнснес тогда скатались, — сказала она.

— Это точно. А эти двое, которые с нами ездили, — они встречаются или как?

— Ты про Эйлифа и Хильде, что ли?

— Ну да.

Она засмеялась.

— Нет. Они двоюродные брат и сестра. И очень дружат. Не разлей вода. — Она скрестила пальцы.

— А у тебя есть братья или сестры? — спросил я.

— Нет. А у тебя?

— У меня брат есть.

— Старший или младший? Хотя дай-ка сама угадаю. Старший?

— Да. А как ты догадалась?

— Ты на старшего не похож.

Я улыбнулся, долил себе вина и одним глотком выпил его.

— Так и есть, — сказал я. — И еще у меня сестра есть. Единокровная.

— Ты что, сначала про нее забыл?

— Она всего несколько дней назад родилась.

— Серьезно?

— Ну конечно. Совсем кроха. Я ее еще и не видел. Мой отец снова женился.

В гостиной повисла тишина.

Мы смотрели друг на дружку и улыбались.

И молчали.

Время настало. Чего зря тянуть — пускай это случится сейчас, хотя вино на меня совершенно не подействовало.

— А чем твои родители занимаются? — спросил я и прикусил язык. Более тупого вопроса и не придумаешь.

Но ответила она вежливо:

— Папа рыбак. Мама дома сидит. А твои?

— Папа учитель в гимназии, мама преподает в медучилище.

— И ты тоже учитель! — подхватила она. — Яблоко от яблони…

— Я не учитель, — возразил я, — и не буду учителем.