Королевский убийца - Робин Хобб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Довольно много времени я проводил в Саду Королевы, передвигая и поднимая скамейки, статуи и горшки, пока наконец Кетриккен не была удовлетворена. В эти часы я всегда старался, чтобы Верити был со мной. Я надеялся, что ему будет полезно увидеть свою королеву такой, какой ее видели другие, особенно когда она была захвачена устройством своего заснеженного сада. Сияющая, краснощекая и золотоволосая, улыбчивая и оживленная – такой я показывал ее ему. Он слышал, как она свободно говорила о том удовольствии, которое, как она надеялась, получит ее муж от этого сада. Предавал ли я доверие Кетриккен? Я твердо отбрасывал все сомнения. Также принц всегда был со мной, когда я наносил визиты Пейшенс и Лейси.
Я также старался быть с Верити вне замка и вообще как можно больше бывать на людях. С того времени, как он начал свою тяжелую работу Скиллом, он редко бывал среди простых людей, хотя когда-то это очень нравилось ему. Я брал его в кухню и в караульную, в конюшни и вниз, в таверны Баккипа. Он, со своей стороны, показывал мне корабельные верфи, где я наблюдал, как корабельщики заканчивают свою работу. Позже я часто посещал док, где стояли корабли, и разговаривал с командами, которые знакомились со своими судами. Я постарался, чтобы он узнал о недовольстве людей, считающих, что чужакам-островитянам не следует разрешать работать на наших оборонительных судах. Всякому было ясно, что эти люди имеют опыт в обращении с гладкими кораблями пиратов и их специальные знания делают наши корабли более надежными. Ясно было также, что многие в Шести Герцогствах негодуют и не доверяют горстке эмигрантов, оказавшихся среди них. Я не был уверен в том, что решение Верити использовать их было разумным. Как бы то ни было, я ничего не сказал о своих сомнениях, а только показал ему недовольство других людей. Он также был со мной, когда я приходил к Шрюду. Я научился наносить визиты королю поздним утром или в середине дня. Волзед редко с легкостью пропускал меня, и всегда оказывалось, что в комнате был кто-то другой: служанки, которых я не знал, или рабочий, якобы чинящий дверь. Я с нетерпением ждал случая поговорить с королем наедине по поводу моей предполагаемой женитьбы. Шут был у короля всегда и держал свое слово не выказывать дружеского отношения ко мне в присутствии посторонних. Его злые насмешки, несмотря даже на то, что я знал их цель, все равно временами обижали и сердили меня. Единственная радость, которая меня ожидала, это приятные перемены, появившиеся в спальне короля, – кто-то насплетничал миссис Хести о состоянии его покоев.
В разгар Зимнего праздника комнату наводнил огромный отряд служанок и мальчиков на побегушках, так что сам праздник пришел прямо к королю. Миссис Хести, уперев руки в бедра, стояла посередине и следила за уборкой, беспрерывно ругая Волзеда за то, что он довел все до такого состояния. По-видимому, он уверял ее, что сам следит за порядком и чистотой, пытаясь оградить короля от беспокойства. Как-то я провел в монарших покоях очень веселый вечер, потому что вся эта деятельность разбудила Шрюда, и вскоре он стал казаться почти прежним королем. Он шикнул на миссис Хести, бранившую своих подопечных за небрежность, и сам шутил с ними, в то время как слуги выскребали полы, рассыпали свежий тростник и протирали мебель ароматическим маслом. Миссис Хести навалила на короля целую гору одеял и распорядилась открыть окна и все проветрить. Она сердито фыркала от вида пепла и курильниц. Я тихо предложил, чтобы Волзед сам занялся чисткой всего этого, поскольку он лучше других знаком со свойствами трав. Он стал гораздо более послушным и покладистым человеком, когда вернулся с чистыми горшками. Я подумал, знает ли он сам, какое действие его дым оказывает на Шрюда. Но если эти курения были не его выдумкой, тогда чьей? Мы с шутом не раз обменялись многозначительными взглядами.
Комната была не только выскоблена, но и украшена праздничными свечами и гирляндами, вечнозелеными и голыми позолоченными ветками, увешанными расцвеченными орехами. На щеках короля снова заиграл румянец. Я ощущал тихое одобрение Верити. Когда в эту ночь король спустился, чтобы присоединиться к нам в Большом зале, и потребовал вызвать его любимых музыкантов, я счел это личной победой.
Конечно, некоторые мгновения целиком принадлежали мне – и не только ночи с Молли. Как только мог часто, я тайком уходил из замка, чтобы пробежаться и поохотиться с моим волком. Поскольку наши сознания были связаны, я никогда полностью не отделялся от него, но простая связь не дает такого удовлетворения, как совместная охота. Трудно выразить полноту ощущений двух созданий, слитых воедино во имя общей цели. Такие мгновения были поистине высшей точкой нашей связи. Но даже когда я проводил целые дни не видя его, он оставался со мной. Его присутствие было ароматом, который человек сильно чувствует, когда впервые сталкивается с ним, но потом привыкает. Я знал о том, что он где-то рядом, по всяким мелочам. Мое обоняние казалось более острым, и я приписывал это способности волка ловить запахи ветра. Я становился более чувствительным к присутствию людей вокруг меня, словно его сознание охраняло меня и возбуждало мелкие ощущения, на которые иначе я бы не обратил внимания. Еда казалась острее, духи резче. Я пытался не распространять это на Молли. Я знал, что он со мной, но, как он и обещал, волк не делал ничего, что могло бы дать мне знать о его присутствии.
Спустя месяц после окончания Зимнего праздника мне была предоставлена новая работа. Верити сообщил, что хочет, чтобы я приступил к занятиям на корабле. И в один прекрасный день я оказался на палубе “Руриска”, и мне было определено место у весла. Капитан корабля открыто удивлялся, почему это ему прислали ветку, когда он просил бревно. Я не мог обсуждать этот вопрос. Большинство остальных гребцов были мускулистые парни, привычные к морскому делу. Единственным шансом доказать, что я на что-то гожусь, было обрушиться на свою работу со всей энергией, которую я мог собрать. По крайней мере я чувствовал удовлетворение, зная, что я не единственный новичок здесь. Хотя люди на борту служили на других судах, все, кроме островитян, были новичками на военном корабле.
Верити пришлось выискивать наших старейших кораблестроителей, которые знали, как строить боевые парусники. “Руриск” был самым большим из четырех кораблей, спущенных на воду во время Зимнего праздника. Линии этого корабля были гладкими и красивыми. Низкая осадка позволяла ему скользить по спокойному морю, как жуку по поверхности пруда, или резать волны, как чайка. На двух других кораблях обшивка на шпангоутах была прибита доска к доске, но “Руриск” и его младшая сестра “Констанция” были обшиты внакрой. “Руриск” был построен Мастфишем, и обшивка была очень хорошо подогнана, так что она могла противостоять самым свирепым волнам. Щели законопатили просмоленной пенькой – с такой любовью был построен этот корабль. Его сосновая мачта поддерживала льняной парус, укрепленный по бокам веревкой. Парус украшал олень Верити. Новые корабли все еще пахли деревянной стружкой и просмоленной бечевой. Их палубы были почти не поцарапаны, весла чисты по всей длине. Скоро у “Руриска” появится свой характер. Немного работы свайкой, чтобы легче было держать весло, сплетенный линь, все эти мелкие ссадины хорошо работающего корабля. Но пока что корабль был таким же зеленым, как мы. Когда мы вывели его в море, он напомнил мне неопытного всадника на только что объезженной лошади. Он шел боком, отскакивал и приседал в волнах, а потом, когда все мы уловили ритм, пошел вперед и начал прорезать волны, как покрытый жиром нож.