Королевский убийца - Робин Хобб

– Хорошо, ты уже встал! И почти одет. Судя по твоему виду прошлой ночью, я боялся, что мне придется тебя из кровати за шиворот вытаскивать!

Это был Баррич, умытый и причесанный. Морщины на его лбу были единственными видимыми следами разгула прошлой ночи. За прожитые вместе с ним годы я узнал, что каким бы свирепым ни было похмелье, он все равно встанет и будет делать то, что должен. Я вздохнул. “Не выпрашивай зря четвертак, если знаешь, что ничего не получишь”. Вместо этого я пошел к своему сундуку с одеждой и нашел чистую рубашку. Я натягивал ее, следуя за Барричем к башне Верити.

Существует некий странный порог, физический и ментальный. Было всего несколько случаев в моей жизни, когда мне удавалось перешагнуть его, но каждый раз происходило что-то необычайное. Таким было это утро. Когда прошел час или около того, я стоял в башенной комнате Верити, голый по пояс и вспотевший. Окна башни были открыты зимнему ветру, но я не чувствовал холода. Топор, который дал мне Баррич, был не намного легче самого мира, а тяжесть присутствия Верити в моем сознании ощущалась так, словно это выдавливало мой мозг. Я не мог больше держать топор поднятым, чтобы защищаться. Баррич снова достал меня, и я только сделал вид, что пытаюсь заслониться. Он играючи отбил мой удар и легко нанес мне два ответных – не сильных, но и не мягких.

– И ты помер, – сказал он мне и отступил. Он опустил топор на пол и стоял, облокотившись на рукоять и тяжело дыша. Я бросил свой топор. Бесполезно.

В моем сознании Верити был совершенно неподвижен. Я бросил взгляд туда, где он сидел, глядя из окна на линию горизонта. Утренний свет резко освещал морщины на его лице и седину в волосах. Он сутулился. Его поза была зеркалом моих чувств. Я закрыл глаза, слишком усталый, чтобы что-то делать. И неожиданно мы слились. Я увидел горизонты нашего будущего. Мы были страной, осажденной кровожадным врагом, который хотел только убивать и калечить. Это было единственной целью пиратов. У них не было полей, которые нужно обрабатывать, детей, которых нужно защищать, и стад, которые надо пасти, – ничего, что могло бы отвлечь их от бесконечных грабежей. Но мы жаждали жить нашей обычной жизнью, в то же самое время пытаясь защититься от них. А для пиратов красных кораблей обычной жизнью были грабежи. Этой целенаправленности было достаточно, чтобы уничтожить нас. Мы не были воинами; не были воинами много поколений. Мы не думали как воины. Даже наши солдаты были обучены сражаться против разумного врага. Как мы сможем противостоять этим безумцам? Какое у нас есть оружие? Я огляделся. Я. Я, как Верити.

Один человек. Один человек, превращающий себя в старика, проходя по тонкой линии между защитой своего народа и пагубным экстазом Скилла. Один человек, пытающийся поднять нас и заставить защищаться. Один человек с глазами, устремленными вдаль, в то время как мы ссоримся и устраиваем заговоры. Это было бесполезно. Мы обречены.

Прилив отчаяния нахлынул на меня. Я почти тонул. Оно бурлило вокруг меня, но внезапно в самом центре я отыскал место, в котором можно было стоять. Место, где сама бесполезность всего этого была смешной. Ужасно смешной. Четыре маленьких боевых корабля, еще незаконченные, с необученными командами. Сторожевые башни и сигнальные огни, чтобы звать глупых защитников вперед, на бойню. Баррич с его топором и я, дрожащий от холода. Верити, глядящий в окно, пока Регал опаивает наркотиками своего родного отца в надежде лишить его разума и унаследовать все это безумие. Значит, все было совершенно бесполезно? Смех рвался из меня, и я не мог сдержать его. Я стоял, облокотившись на свой топор, и смеялся так, словно мир был самой смешной вещью, которую я когда-либо видел. Баррич и Верити с ужасом смотрели на меня. Очень слабая ответная улыбка искривила углы губ Верити. Свет в его глазах разделял мое безумие.

– Мальчик? Ты в порядке? – спросил меня Баррич.

– В порядке. В полном порядке, – ответил я им обоим, когда отсмеялся.

Я заставил себя выпрямиться. Я тряхнул головой, и клянусь, что почти почувствовал, как мои мозги со щелчком встали на место.

– Верити, – сказал я и притянул его сознание к своему. Это было легко; это всегда было легко, но прежде я думал, что что-то при этом будет потеряно. Мы не слились в одно существо, а вошли друг в друга, как сложенные стопкой тарелки в буфете. Он управлял мной, как хорошо упакованным тюком. Я набрал в грудь воздуха и поднял топор.

– Еще раз, – сказал я Барричу.

Когда он пошел на меня, я не позволил ему больше быть Барричем. Это был человек с топором, пришедший убить Верити, и прежде чем я успел задержать удар, он уже лежал на полу. Он встал, мотая головой, и я увидел, что он близок к ярости. Снова мы сошлись, и я снова нанес сокрушительный удар.

– Третий раз, – сказал он мне, и улыбка битвы осветила его обветренное лицо. Мы снова сошлись в головокружительной схватке, и я одолел его. Еще дважды мы бились, прежде чем Баррич внезапно отступил назад после одного из моих ударов. Он опустил свой топор на пол и стоял, слегка наклонившись вперед, пока не отдышался. Тогда он выпрямился и посмотрел на Верити.

– Он понял, – сказал Баррич хрипло, – он ухватил самую суть. Не то чтобы он уже всех превзошел, муштра ему еще понадобится, но вы сделали мудрый выбор для него. Топор – его оружие.

Верити медленно кивнул:

– А он – мое.

На третье лето войны с пиратами получили боевое крещение военные корабли Шести Герцогств. Их было всего четыре, но они существенно изменили тактику защиты нашего королевства. Наши стычки с красными кораблями этой весной быстро дали нам понять, что мы почти забыли искусство боя. Пираты были правы: мы стали народом фермеров. Но мы были фермерами, которые приняли решение встать и сражаться. Мы быстро обнаружили, что пираты – умелые и кровожадные бойцы. Ни один из них никогда не сдавался и не был взят живым. Возможно, это могло бы послужить ключом к разгадке природы “перековывания” и того, с чем мы на самом деле сражались. Но в то время это был слишком слабый намек, а нам было необходимо прежде всего уцелеть, и ни о чем другом задумываться было некогда.

Остаток зимы промелькнул настолько же быстро, насколько долго тянулись ее первые месяцы. Отдельные части моей жизни напоминали теперь бусины, а я был нитью, пронизывавшей их все. Полагаю, если бы я остановился и подумал, что мне приходится делать, чтобы держать бусинки разделенными, я бы счел это невозможным. Но я был тогда молод, гораздо моложе, чем я полагал, и каким-то образом находил энергию и время для всего.

Мой день начинался до рассвета занятиями с Верити. По меньшей мере два раза в неделю к нам присоединялся Баррич со своими топорами. Но чаще всего мы были вдвоем с принцем. Он работал над моим Скиллом, но совсем не так, как Гален. Он знал, как хочет меня использовать, и тренировал именно для этого. Я научился видеть его глазами и давать ему возможность пользоваться моими. Я учился узнавать, когда он едва заметно привлекал к себе мое внимание, и вести в уме постоянный комментарий всего того, что происходит вокруг. Для этого я покидал башню, сохраняя в себе его присутствие, как ястреба на руке, и занимался своими каждодневными делами. Сначала я мог выдерживать связь Скилла всего несколько часов, но по мере того как шло время, я стал целыми днями разделять с ним мое сознание. Однако это был не настоящий Скилл от меня к Верити, а связь, внушенная прикосновением, которая должна была постоянно обновляться. И все-таки я радовался, что способен хотя бы на это.