Огонь и вода - Салма Кальк

квартиру, поняла, что остаться там не сможет. Пространство оккупировали Джесс, Жиль, и ещё какие-то их знакомцы, и Катрин не представляла, как жить при таком уровне хаоса и шума. Оставался единственный путь – выгрести остатки своих вещей ещё и оттуда, и вернуться на улицу Сен-Жан.

Там не было ни отца, ни Франсуа, но был отцовский управляющий господин Грас. Он очень походил на отца, Катрин подозревала – втайне копировал его слова, фразы и жесты. Так и сейчас – он был невероятно, даже утомительно вежлив. «Госпожа Катрин, проходите, госпожа Катрин, если бы вы предупредили – ваши комнаты были бы идеальными, а так вам придётся подождать, но я распоряжусь подать обед, будьте добры пройти в малую гостиную второго этажа». Господи, и на это она обречена до конца жизни? И это то самое, из чего никак не вырваться, даже если попыталась? А почему Анриетте удаётся? Она сильнее?

Обед подали, комнаты пропылесосили, её сумки занесли. Нет, разбирать не нужно. А нужно посмотреть объявления о сдаче квартир. Но непонятно, в каком районе лучше жить – потому что непонятно, где она теперь будет работать.

Вьевилль позвонил ближе к вечеру.

- Поговорим?

Любит он это словечко! Вот опять – поговорим. Но надо, наверное, надо поговорить.

- Да, хорошо.

Они договорились встретиться в сквере неподалёку от особняка Роганов. Нет, она не сказала, куда делась. А он не спросил.

Он уже ждал на скамейке у фонтана, когда она пришла. Пришла сама, без такси и всего прочего – чтобы собраться с мыслями. Но что она могла ему сказать?

Он молчал, она молчала. Тоже, что ли, не находит слов?

- Скажи, Катрин, ты в самом деле пришла работать в «Волшебный дом» по просьбе своего отца? – спросил он наконец.

- Да, он и сообщил мне о вакансии, - ну а что ж тут скрывать-то теперь, поздно уже. – Но говорю тебе откровенно – я не передавала ему никакой значимой информации, я не говорила с ним о работе вообще – кроме того разговора, куски которого тебе прислали.

- Куски? – нахмурился он.

- Да, куски, - а она подумала, что сглупила – можно ж добыть полную версию из записей с той же самой камеры!

И пусть посмотрит, как было на самом деле.

- Ты хочешь сказать, что самое интересное мне ещё предстоит узнать?

- Самое интересное? – не поняла она.

- Да, твой блестящий анализ деятельности моего предприятия.

- Мой анализ ты не стал слушать – я хотела рассказать тебе сегодня.

Он и сейчас не слушал.

- А вообще, как давно ты занимаешься шпионажем на «Четыре стихии»? Всю самостоятельную жизнь, что ли? – он тоже говорил с горечью.

- Это даже не шпионаж, просто – мнение человека изнутри. А здесь даже и мнения-то не было, - сказала она, не глядя. – Только… ты ведь не веришь, да?

Она смотрела и чувствовала – не верит.

- Да, отец всю мою сознательную жизнь использовал меня именно так. Да, я не возражала. Почему-то. Не было повода задуматься, наверное. Да, я вижу теперь, как мерзко всё это выглядит. Честно, я не знаю, что делать и как жить дальше.

- Вероятно, так же, - пожал он плечами.

- Не получится, - выдохнула она.

- Отчего же? Твой отец отлично решает, чем тебе заняться, где работать, как там себя вести, с кем заводить отношения.

- Отношения – нет. Да понимаешь ли ты, что если бы не эти самые отношения, то я бы, наверное, как раз успешно докладывала отцу обо всём, что казалось мне интересным или подозрительным? И да, я понимаю, что сделать, чтобы поглотить «Волшебный дом». Но я не делилась этим с отцом, нет. Да как же сказать-то, чтобы ты услышал?

- Зачем? Неужели очень нужно, чтобы я услышал?

- Да, нужно! Очень нужно!

- Чтобы снова морочить мне голову?

Да что ж такое-то! Чем его пронять-то?

Она рванулась к фонтану, потянула оттуда, что смогла захватить, и швырнула – некрасиво, но мощно. И… увидела, как он небрежным жестом превратил всю эту кучу воды в пар прямо на подлёте, и распылил где-то в атмосфере. На неё дохнуло невероятно горячей влагой, но – он сделал всё с ювелирной точностью, и не повредил ей никак, только напугал.

- Осторожнее, принцесса. Не все вокруг простецы, встречаются и маги. И могут отбить – прямо на вас.

Развернулся и ушёл.

* * *

Так хреново Рыжему не было уже давно, очень давно. И главное, не понять, кто на этот раз накосячил. Она? Он? Она могла бы и не молчать, да, и прямо сказать, что её отец интересуется «Волшебным домом». А он? Мог ли он что-нибудь?

Единожды в жизни он не бежал от отношений. Не просто повстречаться и разбежаться, а… нечто большее. И что же теперь?

А вдруг она и впрямь не так уж и виновата? Впрочем, что значит – виновата? Он же не сможет получить её слова с точностью до грамма, чтобы решить… что решить?

Его всю жизнь учили, что он в ответе за тех, кто сам не может постоять за себя, и что тот, кому много дано, потом строже держит ответ на докладе всем высшим силам. Поэтому он и отвечал. Сколько мог. А тут что он вообще может?

В прошлый раз он хотя бы напиться смог, а тут никакое бухло даже и не лезло, он плеснул в стакан – и тут же выплеснул обратно под одобрительным кошачьим взглядом. Так и сидели оба на балконе – мрачные и отвратительно трезвые. А потом переместились спать, да и всё.

Утром он ехал на работу, когда позвонил Леон и сообщил, что дядюшка Готье сегодня прибудет в офис. Вот и славно, поговорим.

В офисе встревоженная Мия не трещала, как обычно, но молча варила арро и разливала по чашкам, Андре пришёл и сел на стол, хотя обычно это Рыжий так делал, потом ещё пришёл Антуан Пти-Кру.

- Ну что, насколько плохи наши дела и каким именно образом? – спросил Рыжий.

Дядя Готье как приедет, так и приедет. От него не убудет, ему расскажем, что приговорим к тому моменту.

- Десять процентов свободных акций из пятнадцати сменили хозяев за последние сутки, - сообщил Андре. – И мы не знаем, кто их скупает.

- Контрольный пакет-то все равно у дядюшки, - пожал плечами