Неопалимая - Маргарет Роджерсон

На следующей остановке меня ожидали десятки рук, чтобы осторожно спустить с седла Погибели – прикосновения, против которых я в своем изнеможении уже не возражала. На какой-то невероятный миг мне показалось, что они принадлежат Госпоже. И, возможно, в каком-то смысле так оно и было. Я вспомнила о том, как Энгерранд передал мне свой бурдюк с водой после битвы. О детях в лагере, предлагающих мне ломоть хлеба.

Мне хотелось сказать Восставшему: «Видишь, вот она – милость Госпожи. Она была здесь все время. Она явила мне милость свою в глотке воды, когда я испытывала жажду, в хлебе, когда я была голодна, и в постели, когда я была утомлена – не через чудеса, но через доброту тех, кто не не искал выгоды в помощи мне. Именно через руки незнакомцев Она вершила волю свою». Но я слишком утомилась и плохо соображала, чтобы произнести эти слова вслух. К тому времени, как я связала их вместе в своей голове, мне уже помогли вернуться в седло.

На этот раз, к моему облегчению, Восставший не отказался от контроля. Хорошо, что не пришлось передвигать свое тяжелое тело – достаточно было просто передать свою ношу другу. Я смотрела, как он вытягивает мою руку, которую Маргарита обматывала полосками ткани, оторванными от своей сорочки.

– Еще одна, – произнес он моим ртом, обратившись к капитану Энгерранду. – Направляемся в монастырь.

Затем он пробормотал только для меня:

– Не вздумай грохнуться в обморок, монашка. Конец близок, но ты мне еще нужна.

Время, казалось, текло мимо меня. Я словно задремала на мгновение, а затем мы оказались в знакомой части города, приближаясь к мшистым стенам монастыря. Я приготовилась выслушивать волну стенаний от монастырских ворот, но когда мы достигли их железных прутьев, ничего подобного не произошло.

– Меня зовут сестра Анна, – прошелестел надо мной одинокий голос. – Я молюсь богине, несмотря на то что мои кости давно обратились в прах. И все же я молюсь. Вечно.

Сняв с коня, меня, спотыкающуюся, повели по монастырским землям. С одной стороны свое плечо подставила Маргарита, с другой – Чарльз. Восставший уже начинал испытывать трудности с контролем над моим телом.

– Я и не предполагал, сколько твоей силы потребует этот ритуал, – вздохнул он под их обеспокоенную болтовню. – Никто еще не пытался использовать Старую Магию в таких масштабах, кроме…

Дух замолчал.

– Кроме Короля Воронов, – оцепенело закончила я.

Словно желая прогнать эту мысль, он поднял голову и хрипло окликнул капитана Энгерранда.

– Часовня. Последний символ должен быть начертан на фундаменте часовни.

Позади нас раздались крики. Толпа начала стремительно проникать на территорию монастыря. Одна из сестер быстро поднялась по лестнице, прислоненной к стене, и выглянула наружу.

– Порабощенные идут! – прокричала она вниз. – Рыцари в броне! И, – она запнулась, ее лицо побледнело, – клирик.

Монахини принялись за дело. Монастырские ворота за последними мирными жителями, втекшими внутрь, начали закрываться. В конце пути толпа перестала отставать от нас, но монастырь не мог вместить всех. Я понадеялась, что остальные сбежали, хотя в глубине души понимала, что это не имело значения – по эту сторону ворот или по другую, спастись от Саратиэля невозможно.

Проходя мимо скотного двора, я услышала позади металлический скрежет и поняла, что мы не успеем добраться до часовни прежде, чем одержимые проломят ворота. Я попыталась заговорить и испытала краткий приступ паники, прежде чем Восставший уловил ее. Тяжесть моего тела вернулась, и я оступилась.

– Мне нужно снять кандалы, – выдохнула я.

Над моей головой Чарльз и Маргарита обменялись испуганными взглядами. Я знала, о чем они подумали. Они слышали от Энгерранда, что сделать это невозможно.

Затем всеобщее внимание привлек тяжелый звон. Это возвращался из конюшни Жан, неся зубило и молот, взятые из небольшой монастырской кузницы, где можно было починить подковы и колеса труповозок. Как ни велик был молот, в его огромных руках он напоминал игрушку.

«Ни у одного человека нет такой силы», – говорил мастер Оливар. Но готова поспорить, что он никогда не встречал Жана.

Когда великан вышел вперед, Чарльз перехватил взгляд Маргариты.

– Он может это сделать, – настаивал он. – Я бы поставил на это свою жизнь.

Губы Маргариты приоткрылись, но ответа не последовало. Ее глаза были устремлены на зубило. Наверное, она думала, что один неверный взмах мог разрубить мне запястье. Маргарита не отводила взгляда.

– Позволь ему, – произнесла я.

Это разрушило чары. Они помогли мне опуститься на землю. Жан приставил зубило к дужке наручника на моем левом запястье. Когда молоток стукнул, удар отозвался во всем теле гулом, прошедшим вдоль костей, словно рука превратилась в колокольное било. Дужка разошлась, аккуратно распавшись на две части.

Жан переместил зубило. Снова поднял молоток. Треск – и правая дужка, лопнув, упала с моего запястья. Сила хлынула в мои вены, подобно освежающему ветру, подобно реке очищающего огня. Неожиданно я обнаружила, что снова могу стоять.

Зрение странно раздвоилось, когда я взглянула на рыцарей, вторгшихся в монастырь через проломленные ворота. Мне показалось, что я опять в Наймсе, только на этот раз, вместо того чтобы беспомощно наблюдать со стороны, могу остановить это. Я могла сделать так, чтобы одержимые не сделали больше ни шагу, никогда не подняли мечи. В моей власти было сделать что угодно.

Я протянула руку вперед. Рыцари рухнули, словно опрокинутые игрушки, и овладевшие ими призраки яростно хлынули наружу. Следующая волна рыцарей повторила судьбу первой. Я едва прилагала усилия, чтобы с ними расправиться. И больше не чувствовала себя человеком. Я стала сосудом, созданным для того, чтобы нести силу Восставшего.

Сестра, наблюдавшая с лестницы, сдавленно вкрикнула. Она спустилась вниз, спотыкаясь на бегу. Через мгновение сквозь стену просочился туман, стелясь по камням серебристой завесой. От его прикосновения плющ свернулся и стал коричневым; с увядших ветвей упал воробей. Через открытое пространство, там, где раньше стояли ворота, вползало еще больше тумана, протягивающего свои щупальца к монастырю. В нем, едва заметная, шла высокая фигура в черных одеждах.

Тогда, на поле боя, я не посмела высвободить всю силу Восставшего рядом с солдатами и беженцами. То же нежелание рисковать сдерживало меня на площади. Но теперь выбора не было. Я уже пользовалась призрачным огнем Восставшего прежде в своем монастыре – возможно, сумела бы снова справиться с ним и здесь.

– Восставший, – произнесла я, – направь меня.

Я почти забыла, каково это. Триумфальный вой высвобожденной силы, огромные пылающие крылья, расправленные за спиной. Плащ и волосы поднялись надо мной, став, казалось, невесомыми. Пламя вырвалось наружу, охватив земли монастыря. Туман на его пути испарялся. Запутавшиеся, мреющие призраки исчезали подобно звездам, затухающим за рассеивающимся облаком. Я испытывала смутное сожаление из-за их гибели, но оно быстро сошло на нет под натиском голода. Огонь распространился дальше и охватил весь город, проносясь по улицам, взметнувшись над крышами, проникнув в каждое окно, переулок и подвал.