Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

Американцы — люди дотошные, у них с нашими запасами вышел полный порядок: что, где, какого года. ЦРУ работало, не гуляло, был страшный военный секрет. Так вот эти сведения с точными адресами лежали за семью замками как раз до распада СССР. А когда он распался, то перечень слегка подрассекретился, вышел с неясной целью из закромов и оказался в пределах доступности, понятно, что не для всех. А если иметь план и списки вооружения, то можно договориться на местах и купить у военных технику по льготной цене, ее никто и не хватится среди перевозок и размещений. Ну там еще парочка пожаров на складе или какие другие напасти.

Где-то по пути между Пентагоном и какими-то менее секретными структурами, не будем говорить какими, нужные бумаги отловили, наши специалисты везде есть, и еще они вдруг оказались не российские, а из СНГ, но это к слову. Специально для Сурена сняли копию, заложили в компьютер. На дискетах не получилось, слишком большой объем информации, пришлось всунуть в харддрайв и прикрыть чем-то безобидным. И записали под кодом, кстати, поеду в Ереван помочь считать и раскодировать, Сурен попросил.

С этим грузом вышли неприятности, потому что кто-то узнал, что это операция Сурена. Все отлично знают, чем он торгует и сообразили, что эта партия особенная. Курьер был отчасти в курсе, вернее, слишком догадлив. Может быть, и он, не тем будь помянут, кому-то шепнул, думал перепродать, теперь никто не скажет. А за эту информацию убьют сколько угодно народу и глазом не моргнут.

Остальные лаптопы шли в дополнение, хотя тоже нужны, как валюта. Поэтому Сурен планировал тебе один отдать, когда ты груз вернула и нас не выдала. Он ждал, когда ты спросишь. Ты не спросила. Он мне каждый день звонил, не любит быть в долгу. Еще он просил поохранять тебя. Не оставлять одну… Если с тобой что-то случится, ему будет неприятно и для репутации плохо. Ты ему помогла, а он тебя не уберег.

Из всех международно-шпионских построений я вычленила один аспект и заметила в задумчивости:

— А я думала, что тобой руководят менее возвышенные побуждения.

Бедный Гарик растерялся совсем. Следует признать, что замечание я отпустила некорректное, чтобы не сказать, бестактное. Какое мне дело, черт возьми, какие побуждения руководят Гариком? Поистине дурной тон копаться в чужих побуждениях! Воспитанный человек довольствуется результатом и не лезет в душу ближнему, если он не священник и не психиатр.

Однако запоздалая реакция Гарика оказалась сумбурной, но безупречной:

— Я уже понял, Катя, ты всегда смеешься. Но, пожалуйста, не надо. Я тоже думаю, что Сурен слегка преувеличивает, но тем не менее… Ты же не сомневаешься, что я и без него, без его просьбы…

— Гарик, я тебя умоляю! Если ты хочешь пооберегать мою жизнь еще немного, то сделай милость, не обращай внимания, со мной иногда бывает.

Завершив разговоры амбивалентным решением — пока оставить лаптоп у меня, чтобы не огорчать Сурена, мы обратились к дареному коню.

Обогащенная опытом в конторе Валентина, я почти сразу включилась в простейшие операции, особенно когда Гарик вставил русскую редакторскую программу и наклеил на латинскую клавиатуру отечественные буквы в должном порядке. Далее, было обещано, что если я напечатаю что-нибудь достойное запечатления, он возьмет дискету на работу и там размножит произведение на казенном принтере.

За завтраком в четверг я информировала Гарика, что в субботу намереваюсь посетить кузину на даче. Он вызвался проводить, но я мягко отклонила предложение. В течение ближайших двух дней планы у него оставались неизменными — Гарик желал возвращаться с работы ко мне, а не к маме. Лишь в пятницу он может задержаться, придет часов в девять, поставил меня в известность Гарик. Я не знала, как реагировать, в результате просто приняла к сведению.

Четверг и пятница прошли мирно и в полном соответствии с планами Гарика. Я, признаюсь, потеряла представление, какого рода чувствами он руководствуется, однако смирилась с потерей. Даже если Гарик следовал указаниям душки-Сурена и ежедневно берег меня одновременно с репутацией последнего, то очень искусно маскировался и вполне обманул мою бдительность. Я же предпочитала в сомнения не углубляться.

На протяжении двух этих дней мы с Гариком ухитрились совершить трудовой подвиг. В четверг вечером я принесла со службы болванку одной срочной бумаги, после ужина села за лаптоп и набрала текст. Посмотрела его на экране, привела в полиграфически достойный вид, далее с помощью Гарика закрепила в памяти машины. Он перевел мое произведение на дискету и в пятницу унес на работу. В обед мы с ним встретились на полдороге между службами, съели по пирожку, и он вручил 10 копий моего срочного документа.

В три часа пятницы, вместо начала следующей недели я вручила Марату информатическое творение, чем сразила главного редактора наповал.

Как везде и всюду, проблемы «машинной писи» (это не анекдот, а цитата из школьного дневника Аллочки Юговой, моей соседки по парте: «5 и 6 — уроки машинной писи») вечно тормозили творческие и административные процессы родного издательства.

Итак, Марат был доволен, я очень горда, а коллеги заинтересованно спрашивали, как я сделала такую прорву первых экземпляров, и нельзя ли распространить удачное новшество на них также. Я даже начала подумывать, не имеет ли смысл попробовать арендовать Валькин компьютер в удобное для него время.

Известно, что стоит вспомнить о дьяволе, и вот он собственной персоной. Персоне, естественно, предшествовало телефонное предупреждение. Где-то в районе полпятого Отче позвал меня к аппарату и спросил, не желаю ли я быть отвезенной домой на кремовой «Волге». После полученного согласия Валентин уведомил, что они с Антоном будут счастливы видеть меня в 5.30 у знакомого подъезда.

Коллеги опять взволновались за мою нравственность и вспомнили, что давненько, конкретно с понедельника, не слышали, чтобы я телефонно общалась с Сергеем. Пришлось признаться, что я решила наконец вернуться на путь добродетели, а Сергея возвратить семье — не будет ли возражений с их стороны. Коллеги горячо одобрили замысел, в особенности переезд со стези порока на путь добродетели в кабине кремовой «Волги». На том слава Богу, экскурсы в мою личную жизнь остановились, не доходя до вопросов о Миши-Фридмановском графомане.

В указанный час я уселась в «Волгу» с непринужденностью старожила, приветствовала Антона и спросила Отче:

— А почему, собственно, только домой отвезти? Ужинать мы не будем?

Отче сделал вид, что у него перехватило дыхание, и он сейчас упадет в обморок. Однако друг Валя не успел разразиться очередной тирадой, как я проговорила с деланой обидою.

— Не вижу я что-то восторга… Ну, тогда Бог простит. Не захотел накормить голодную женщину — пусть совесть тебя терзает вечно. В чем дело, эксплуататор?

— Ты, как я погляжу, пребываешь в превосходном расположении духа, дитя мое? — осведомился Валентин. — Действительно желаешь поужинать в моем обществе, или тебя ждут?